– А? Кто? – С визгливой как несмазанные качели хрипотцой отозвался подросток, сдвигая на лоб массивные очки—консервы. Под почти бесцветными глазами у него залегали такие насыщенные круги, что Лайт невольно подумал о восставших мертвецах.

– Светлая кожа, волосы чёрные, фиолетовая прядь! Аномалка! – Вновь повысил он голос.

– Таких дохуя! Ты байк опиши! – Отозвался подросток гипнотизируя взглядом его бокал.

– А у неё он есть?

– Ты откуда сюда припёрся?! Тут почти у всех есть, не знаешь байка – не найдешь и хозяйку короче.

Музыка сменилась на что—то акустическое и стало можно слышать друг—друга не пригибаясь на расстояние перегара.

– Она ещё курит. Тонкие такие, вишней пахнут, как жвачка.

– Бля, ну и начал бы с этого. Эй, Хребтина! Хребе—ет! – Подросток заглотнул остаток шота и подцепив испачканными в машинном масле пальцами подтаявший кубик льда, швырнул его в мутанта, кожаную куртку которого прорвал изнутри ряд толстых полупрозрачных шипов. Между остриями сверкнул короткий разряд и байкер поднял голову, отрываясь от голосмартфона в котором что—то писал несоразмерно тонким в его пальцах стилусом.

– Жмурик, ты охренел?!

– Кто у нас вишнёвой ароматкой дымит!? Знаешь!? – Проорал, пытаясь перекрыть назревающую в конце зала перепалку, подросток.

– Никс, Демон и Бродвей ещё! – тоже повысил голос Хребет. – А тебе нахрена!?

– Да не мне, спрашивают тут. Эй, ты кто кстати?

Ответ спрыгнул с языка прежде чем Лайт успел его обдумать. – Волк.

Шум в зале как раз приугас и голос стража прозвучал неожиданно громко.

– Опять? Да вы новички заебали уже под этих айдолов с верхнего косить. Корги будешь, раз такой оригинал. – Проворчал Хребет, вновь утыкаясь в экран.

В спину красного от возмущения Лайта прилетел острый локоть. Радостно гогочущий Жмур отсалютовал уже другим, тоже металличесим бокалом. И вдруг посерьёзнев опёрся на плечо стража и зашептал. – Никс там, на сцене, только ты если что на улице с ней говори, окей? Мне кровь с потолка отмывать не в кайф ва—аще вот.

Кивнув, Лайт нырнул в сторону протянутой Жмуром руки и только протолкнувшись сквозь первый ряд толпы вспомнил. "– Чёрт, он же взял мой напиток!" Женский голос запел разборчивее.

– Невозможна любовь к вставшим перед тобой
Закрывать бесполезно ладонью огонь
Смысл жизни нащупан тонкой полой иглой Бездна смотрит в ответ, но Икар упадёт.
Его крылья облезли, этот мир ещё мёртв!

То что Жмур назвал сценой на деле оказалось сложенными друг на друга поддонами под накинутым сверху куском пластика. Протолкав себе путь через качающуюся в такт песне толпу, страж увидел знакомого цвета прядь. Гитаристка выбила несколько мелодичных рифов. И дёргая ногой в такт метроному запела вновь.

– Я болталась в петле, я топилась в реке,
Но судьба моя спец по П.П. и С.Л.Р.
А стрелы амура, пронзают сердца ядом гиблых идей.
Уводя колеёю бессмысленных дней
Тех кто копит на гроб, но уже сам гниёт.
Этот мир ещё мёртв, этот мир ещё мёртв!

Николь слабо напоминала себя в огромных красно—розовых очках, без маски и без укрупняющего силуэт пальто. Но и та часть лица что он запомнил и голос были точь в точь те, что и в день, когда Стражи потеряли аномального ребёнка. Руки в доходящих до локтя беспальцевых перчатках взяли длинный мелодичный перебор. На открытых взглядам плечах теснились разномастные татуировки, набитые так густо что перекрывали друг—друга.

– Бесполезно взывать к поглощённым толпой
Кто зассал прикурить путеводной звездой.
Выход из лабиринта слепой не найдёт.
Тот кто не жил – не может быть мёртв.

Блики развешанных позади сцены диодных лент на очках прятали глаза, но колкий будто нож у горла взгляд отозвался холодом в зоне контактной пластины. Что—то сказав диджею, наёмница сунула гитару парню в блестящей от количества шипов косухе и растворилась среди людей.