– Давай сделаем так, – предлагаю, – Я расскажу тебе все, что ты захочешь знать, но только тогда, когда мы найдем точку выхода, не раньше.

– Я понимаю смысл твоего предложения, – не сразу отвечает он, – и соглашаюсь с твоим условием: как только мы найдем зеленую дверь, ты ответишь на все мои вопросы.

Фонтан на площади поражает своей неестественной, чужеродной и стерильной белизной, но пытаться разведать и проверить его нет никакого желания. Хочется только одного – поскорее выбраться из этого странного сна и сделать это по возможности без потерь: быстро и как можно тише. Низкие и словно раздувшиеся тучи, вскипая и пучась, стремительно текут по небу. Беззвучные вспышки где-то в самом их сердце вспыхивают часто и густо. Светло-зеленый свет, что исходит от них, придает окружающему пейзажу еще более неестественный вид, чем это вообще возможно. Тишину этого мертвого мира нарушают лишь шорох оберток из-под шоколадных батончиков, что едят ребята, и их негромкие голоса.

Нельзя забывать, что где-то здесь присутствует еще и огромный змей, чьего внимания совсем не хочется привлекать – уж слишком он кажется неуязвимым, а заниматься организацией грамотной засады на него и вовсе не хочется. К слову, немного странно, что он не появился, привлеченный звуками боя. От воспоминаний об исполинском монстре сразу становится тревожно и неуютно. А ведь мы даже не сменили позицию по окончании боя! Я отваливаюсь от стены, собираясь поторопить друзей и как можно быстрее двинуться дальше, но в этот момент Клаус, не сводящий с меня своих светло-серых глаз, вдруг резко вскидывает руку и хватает меня за предплечье. Не обращая внимания на пистолет, упершийся ему в грудь, он тихо, едва слышно, но с напором произносит:

– Ментальный блок – это плохо. Невозможность что-либо вспомнить – хуже. Но еще хуже знать, что ты можешь оказаться вовсе не собой, а черте чем: плодом чьей-то фантазии, вымыслом, миражом с еще какой-нибудь гадостью в виде заложенной программой действия на случай… на какой-то определенный случай.

Я убираю пистолет и прячу его в кобуру на бедре. Голос Клауса, несмотря на его тихий тон, звучит горько и одновременно предостерегающе. Признаться, никогда раньше я не сталкивался с созданиями, так похожими на людей, как Клаус, и способными плести. На это способны лишь Стражи. Он Страж? Если да, то чей?

– Угрюмый, – он запинается на полуслове, – Сергей жаловался мне на сильные головные боли.

Клаус отпускает мою руку и уже совершенно спокойно добавляет:

– Возможно, все обстоит совсем иначе, чем мы можем себе представить. Не забывай этого. Нельзя верить своим глазам.

Какая-то мысль, совершенно сумасшедшее озарение, вспыхивает на неимоверно короткий миг в голове, и все становится предельно ясно. Ответы на все вопросы всплывают в моем болезненно сжимающемся мозгу. А через удар сердца такая знакомая боль сжимает виски. Она пульсирует и усиливается, не собираясь успокаиваться. Прежде чем окунуться в спасительное беспамятство, я с горечью успеваю осознать, что такое желанное озарение уже оставило меня, снова выкинув на просторы неопределенности. Вспышки боли настолько сильны, что не дают сознанию угаснуть полностью. Кажется, это Клаус подхватывает меня под руки, не давая упасть, когда ноги предательски подгибаются. Поддерживая, он укладывает меня прямо на землю. А потом пронзительные голубые глаза, полные тревоги, заслоняют собой полмира, и челка светлых волос упрямо в них лезет. Соня что-то спрашивает меня, но шум в ушах не дает мне расслышать, что именно. Сердитые тучи в небе озаряются изнутри странными зелеными вспышками. По-моему прошло несколько секунд или, может быть, часов, когда, словно сквозь толстый слой ваты, до меня доносится глухой крик кого-то из ребят: