– Вы явно вообразили нечто прекрасное, мадам, – одобрительно кивнул граф. – Но представьте теперь себя в короне на троне подле государя.

Марта мало знала о любви и истинной привязанности, но чувствовала, что с Петром у нее именно это. Именно это странное чувство – любовь.

– Да, чарующая фантазия, – будто бы читал ее мысли странный граф. – Вот только вообразите, чем там, в походе, может быть занят ваш суженый…

– На что вы намекаете? – вновь вскинулась Марта.

– Я не намекаю, мадам, – посерьезнел тот. – Я говорю, как есть: пока вы здесь, там, с вашим суженым, другая.

Долгая пауза, а после:

– Я не верю! – холодный и решительный тон. Голос человек, у которого есть лишь эта внутренняя непоколебимость.

– Вам не нужно верить. Вам нужно знать. Но если вам любопытно, в не столь отдаленном прошлом, я имел удовольствие провожать Александра Даниловича в путь. И, скажу я вам, помимо всего прочего, государь распорядился захватить с собой новый клинок в женскую руку. Вот только интересно в чью.

Марта побледнела. Она не была склонна к обморокам, но здесь весь мир вокруг пустился в пляс. Не понимая зачем и почему, Марта Скавронская сделала лишь одну вещь, которая казалась правильной в тот момент. Она сжала маленькие кулачки и спросила голосом человека решительного, отчаянного:

– Что мне делать?

Шторм обрушился на корабль, пассажиркой которого была графиня Кроун. Красивая, но невероятно печальная аристократка путешествовала в сопровождении пожилой камеристки, которая в сущности была и глуха, и слепа, и вынуждала прочих пассажиров и членов экипажа делать ставки, доживет ли до конца пути.

Впрочем, едва ли графине и в самом деле была нужна компания или помощь хоть в чем-то. Поговаривали, что в Петербург она следует по личному приглашению наследника престола, а про ее приданое и вовсе сложили уйму легенд. Сама леди Лара мифов о себе не развеивала, наряжалась в мрачные, но дорогие платья, а украшениям на ней завидовал всякий, не потерявший зрение от блеска их камней.

Сама она ни с кем не заговаривала. Развлекала себя тем, что выходила на палубу и долго-долго всматривалась вдаль, словно силилась разглядеть на горизонте очертания столицы.

Ларе нравилось скользить взглядом вдаль по водной глади. Нравилось воображать первую встречу с ее инженером. Для него прошло так много лет, а для нее – меньше пяти. Зол ли он на нее по-прежнему? «Зол» – неверное слово. Николай ведь не злился, он ненавидел ее за предательство.

Буря накрыла корабль ночью. Внезапно и решительно. Лара проснулась от первого же раската грома. Нет, она не сразу решила, что умрет, но в тот же миг, как первая волна ударила по палубе, ярко представила, как рушится ее идеальная жизнь.

Лара спокойно легла на кровать. Не раздеваясь, не снимая сапожек. Она поправила юбку, в несвойственной ей манере разгладила складки. Сложила руки на груди и закрыла глаза.

На пристани ее ждал инженер. В этом его строгом мундире, с аккуратно уложенными волосами. Он был также молод, как в год их знакомства. В Лариной памяти Николай Павлович навсегда останется двадцатидевятилетним инженером. Вытянутым, сильным, не умеющим ошибаться и признавать свои ошибки.

Сколь многих бы мужчин Лара Вовк не встречала в своих странствиях по времени, любить истинно она способна лишь одного. И он протягивал к ней руки. Есть ли такой промежуток времени, когда они вместе были, есть или будут счастливы? То время, которое хотелось бы зациклить, превратить во временную петлю? Этим временем могла бы стать их встреча в Петербурге. Встреча, до которой оставалось столь короткое расстояние.