Трактир, кроме парадного, имел множество невоскресных[14] входов, потому силами сыскного его не обыскать. А чтоб полицейский резерв привлечь, уверенность должна быть, что варнак и вправду там. А ее как раз и не было, словам оставшегося без сапог Кобеля доверять опасно.

Пойти в трактир самому, чтобы проверить, Крутилин не мог, его там в любом гриме узнают. Помощники Ивана Дмитриевича тоже люди в сих сферах известные. Все, кроме новенького, Яблочкова. Ему и поручили. Переодевшись в лохмотья, Арсений Иванович отправился к Знаменской церкви[15]. Туда его, конечно, не пустили. За тем, чтобы «сверхштатные» нищие «штатным» не мешали, сторож бдит. Яблочков, пристроившись у оградки, достал из кармана медные крестики на веревочках и образки на кисточках (купил у знакомого целовальника[16]) и, когда после службы народ повалил из храма, заверещал:

– Кому образки за алтын[17]? Кому крестики за грошик[18]?

Выторговал Арсений Иванович жалкий пятак, однако лишь площадь опустела, к нему подскочили двое:

– Эй, хлопец. У нас и без тебя перебор. Катился бы ты…

– Выпить хотите? – без предисловий взял быка за рога Яблочков.

Один из нищих усмехнулся:

– На пятак три стакана не нальют…

Арсений Иванович разжал кулак и продемонстрировал желтенькую депозитку[19]. Нищие переглянулись: человек, видать, сурьезный, достоин, чтоб выслушать.

Известный трактир был неподалеку, туда и пошли. Крутилин наблюдал за перипетиями из кареты с зашторенными окнами, остановившейся неподалеку. Задание у Яблочкова было простым – убедиться, что варнак Студеный и впрямь обитает в трактире. Но Арсений Иванович превзошел ожидания. Примерно через два часа вышел оттуда в обнимку со Студеным. Оба еле держались на ногах, попеременно падали и поднимали друг друга, однако, хоть и медленно, двигались вдоль Лиговского канала в сторону Кузнечной. Когда туда свернули, Крутилин скомандовал:

– Брать.

Варнак был столь пьян, что сопротивления не оказал.

Яблочков же наутро попросил у Крутилина в долг червонец. Угощая нищих, спустил остаток жалованья – осторожный варнак долго не показывался, однако, узнав, что в чистой половине всех угощает новенький, не выдержал и спустился. Быстро его напоив, Яблочков предложил Студеному пойти на «верное» дело – ограбить ювелирный магазин на Коломенской, где сторожем служит его кум. Забыв во хмелю осторожность, Студеный покорно поплелся за Арсением Ивановичем.

– Спасибо за комплимент, Иван Дмитриевич, – улыбнулся Яблочков.

– Комплименты я дамам высказываю. А подчиненным – оценки. В трактире проявил себя орлом. Того же жду и в этом деле.

– Рад стараться, – по-военному щелкнул каблуками Яблочков.

– Отыщи обер-кондуктора курьерского поезда. Надо выяснить, уезжала ли Красовская из Петербурга?

– Слушаюсь.

– Телеграмму в Москву отбей, пусть Варфоломееву поскорей этапируют! И вещи Красовской пусть перешлют. Вдруг письма какие найдутся? Надо же выяснить, с кем роман крутила.

Яблочков снова сказал:

– Слушаюсь.

– Распоряжения запомнил? – спросил Крутилин.

– Так точно.

– Иди исполняй. А ко мне дворника пусть приведут. Что не ясно?

– В Нижний кого отправить?

– Фрелих пущай прокатится.

Княгиня Тарусова приступила к расследованию убийства Красовской гораздо раньше сыскной полиции. Но сперва знать не знала ни про актрису, ни про ее смерть…

В субботу восьмого августа выдался прелестнейший вечерок. Такие в «карикатурах южных зим» большая редкость. Это в благословенном Средиземноморье воздух, накалившись за день, и после захода светила не теряет приятной теплоты, хоть купайся в нем. В родных же широтах все наоборот: продрогнув за ночь, природа и сама не успевает согреться за несколько часов дневного тепла.