Аластор словно снова окунулся в ледяную темную воду лесного ручья. И так же, как утром, когда он вытаскивал Фарелли, мысли помчались с бешеной скоростью. Вот куда выходил меняла! Он спустился и посмотрел, на какой лошади приехал гость. Увидел секиры, Пушка… И решил, что Аластор – северянин-разбойник?! Да нет, быть не может! У него чистый дорвенантский выговор образованного человека! Разбойники себя так не ведут! И разбойник не предлагал бы взять чужой перстень в залог, а попросту продал его!

Если Аластор это все понимает, то почему не понимает меняла?! Или… понимает?

– Три серебряных флорина, – уронил тот, не сводя с Аластора цепкого ледяного взгляда. – И то по доброте, потому что Благие заповедовали помогать ближнему. Если вы и правда сын столь достойного человека, на бумагу, чернила и почтовый сбор вам хватит. А там придет ответ от вашего батюшки, выкупите перстень обратно. Если же вы самозванец… Ну что ж, тогда я буду иметь дело с настоящим лордом Вальдероном и верну перстень ему.

Он открыл ящик стола, небрежно смахнул туда перстень, достал три серебряные монеты и выложил на стол. А потом улыбнулся, чуть-чуть растянув узкие, почти бескровные губы, и это стало его ошибкой. Если бы не улыбка, самодовольная, выдающая чувство превосходства над попавшим в капкан чужаком, Аластор, может, и не сорвался бы.

И если бы не кошелек, который у него украли не здесь, но примерно с той же беспощадной мерзкой наглостью. Если бы не шепот и взгляды, что преследовали его на каждом шагу в этом проклятом городишке. А самое главное, если бы не Айлин, что ждала его возвращения в темной лесной сторожке, и не мечущийся в бреду итлиец. Им не на кого рассчитывать, кроме Аластора! А этот… этот…

Слова куда-то подевались, и Аластор понял, что тихо рычит, как дикий зверь перед прыжком. А его рапира упирается в горло мучнисто побледневшего менялы, непонятно когда покинув ножны. С грохотом вылетела дверь, ворвался детина, что стоял внизу, за ним еще один, такой же здоровенный и даже не очень неуклюжий. Для простолюдина. Но не для человека, прошедшего школу месьора д’Альбрэ.

Носком сапога Аластор подцепил так удачно подвернувшуюся скамеечку за перекладину и швырнул вверх и вперед. Прямо в первого охранника. Такого удара тот не ждал, даже руки вскинуть не успел, и тяжелая деревяшка врезалась ему в лицо. Что-то хрустнуло, и охранник, обливаясь кровью, отшатнулся назад, нелепо взмахнув руками. Наткнулся на второго, осел ему под ноги, и второй споткнулся об него, влетев в комнату. Пока падал, Аластор тоже ногой добавил ему по челюсти, и все это – не отрывая кончика рапиры от горла смертельно бледного менялы.

И вот тут ему полегчало настолько, что слова вернулись.

– Не уб-бивайте… милорд… – просипел меняла, глядя на него с ужасом.

– О, наконец вы запомнили правильное обращение, – усмехнулся Аластор сведенными от злости губами. – Деньги на стол.

– Да-да, конечно, – пролепетал тот. – Возьмите… Все возьмите, только не убивайте…

Он торопливо принялся открывать ящики и сыпать на стол золото, серебро и медь вперемешку, бормоча:

– Все, все берите… Только не убивайте… Я не знал…

– Десять золотых флоринов, – напомнил ему Аластор. – Серебром и медью. Извольте отсчитать.

Меняла поднял на него искаженное страхом и удивлением лицо. Попытался подвинуть всю кучу монет, но Аластор все так же спокойно напомнил:

– Десять. Флоринов. Серебром и медью. Считать разучились? И дайте бумагу с карандашом.

Пока меняла трясущимися руками отсчитывал деньги, Аластор вложил шпагу в ножны, наклонился над свободным краем стола и быстро написал на чистом листке бумаги: