Прошлый раз он проснулся, едва успев задремать. По уже сложившемуся порядку в середине палатки спал Вальдерон, занимая изрядную часть свободного места. Еще бы, с такими-то плечами! Рыжая магесса, как и всегда, легла сбоку, и Лучано, даже не видя их, буквально чувствовал, как эти двое стараются не коснуться друг друга. Хотя спят в белье, а ночи далеко не жаркие!

Хм, похоже, благородные дорвенантцы и правда помешаны на чистоте и целомудренности. Или только эти двое? Сколько бы Лучано ни приглядывал за парочкой, ни разу ему не удалось поймать обмена взглядами, касаниями или еще какого-то знака, говорящего о чувствах. Да они смотрели друг на друга словно брат и сестра! Любящие и нежные брат и сестра, но не более того! А ведь посмотреть было на что.

Синьорина Айлин прехорошенькая, если кому-то нравятся рыжие волосы, да и бастардо – прекрасный экземпляр мужчины. И все-таки ни одной искры! Даже когда он снимает ее с лошади или подсаживает в седло. Даже когда ночной холод заставляет спящих забыть о манерах и рыжая головка утром неизменно оказывается на могучем плече Вальдерона. Или просто дорвенантцы слишком холодны и вот такая у них страсть? Ладно, глупо делать выводы по паре общих ночевок. Примерно так же глупо, как пытаться заснуть в палатке, где вдруг оказалось холодно, как снаружи!

Лучано осторожно напряг и снова расслабил мышцы, пытаясь согреться, не потревожив спящего рядом бастардо. И еще раз, и еще… В приюте ему часто было холодно. Старые каменные стены словно воровали тепло, а тонкие матрасы и одеяла всю зиму были сырыми от ветра и дождя. Воспитанникам было запрещено ложиться в постель по двое или трое, хотя сейчас такая забота о нравственности вызывала у Лучано только злую брезгливость. Разумеется, умереть от простуды куда менее грешно, чем согреться чужим теплом и отдать немного своего. Проклятье, холодно-то как!

Ему показалось, что ступни и руки заледенели, внутри неумолимо сворачивался тугой мерзлый ком… Зато Вальдерон, лежащий рядом, так и дышал жаром. Лучано постарался чуть-чуть придвинуться к нему, надеясь, что тот не проснется. Ну, или решит, что спутник пошевелился во сне. А старый способ с напряжением мышц никак не помогал. Оказывается, Лучано совершенно разучился терпеть холод! На задании он мог часами бултыхаться в прохладной речной воде, зная, что все скоро кончится, а дома ждет горячее вино и теплая постель. Но Дорвенант высасывал из него тепло с той же жестокой легкостью, как когда-то – детский приют.

Ну, еще совсем немножко, м? Какой же он горячий, этот огромный парень!

– Фарелли? – услышал он и замер, в тот же момент понимая, что выдал себя. – Что случилось?

Вальдерон приподнял голову, тревожно блеснув глазами в полумраке. Единственный луч света снаружи все-таки нашел щель в неплотно задраенном пологе, и на лице бастардо читалось беспокойство. Просыпался он хорошо, быстро и в ясном сознании… Лучано прикусил изнутри губу, досадуя на свою неосторожность. Мог бы и потерпеть. А теперь вот попробуй объяснить, что притирался поближе без всяких неприличных мыслей. Или не объяснять?

– Ничего, синьор, – шепнул он тихонько. – Простите, что побеспокоил.

И заставил себя отодвинуться от чужого бока, такого горячего, словно у Вальдерона где-то внутри имелось небольшое личное солнце.

Руки и ступни тут же замерзли еще сильнее, и Лучано передернулся.

– Вы что, замерзли? – недоверчиво изумился бастардо. – Сейчас?

Лучано едва сдержался, чтобы не съязвить о северных медведях, с которыми в родстве каждый уважающий себя вольфгардский наемник. А может, и дорвенантские дворяне тоже! Остановило его опасение вылететь из палатки, если синьор изволит разозлиться. Там снаружи вообще жуть, наверное!