Ахметсафа не был настроен выслушивать болтовню старухи, он двинулся дальше, но бабушка Таифе снова остановила его:

– Погоди-ка, сынок, просьба у меня к тебе. По пути зайди к нам, проведай Хальфетдина, предупреди: солдаты в деревне! Пусть лучше в сундуке своём лежит. А то он хотел топорище новое выстругать…

Пообещав старухе выполнить её просьбу, Ахметсафа поспешил в деревню.

Интересно, чем заняты сейчас домочадцы? Не появилась ли весточка от Гусмана? Не к добру это молчание… А тут ещё этот Хальфетдин, явный дезертир. Как бы в руки красным не попал. Ахметсафа уже знал: у красных речь красна, но дела их приносят деревне одни беды. Слушая их разглагольствования о свободе, братстве, равенстве, о земле, поневоле думаешь: можно ли борьбой за счастливую жизнь оправдать все жестокости красных, их нежелание ни с кем и ни с чем считаться для достижения своих целей? Этот вопрос не давал ему покоя даже в суматошной беготне по жаркой степи за блеющими в пыли овцами, но на этот вопрос пока не находилось ответа. И ещё одно он не мог понять, тем более оправдать: как можно проливать кровь ни в чём не повинных людей?

…Он ещё издали увидел народ, собравшийся возле Новой мечети. Наверное, опять митинг. Сейчас потекут медоточивые речи… Ахметсафа спешил домой, но сначала всё-таки решил уважить просьбу старухи Таифе и предупредить её сына о нагрянувших солдатах.

Первая ночь пребывания мусульманского полка в Оренбурге выдалась спокойной. А утром, после завтрака Усманов решил посмотреть и проверить, как устроились солдаты, каково их настроение. Не успел он одеться, как кто-то нетерпеливо застучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошёл внутрь. На пороге появился Нигмат Еникеев, отвечающий в полку за культурно-просветительскую работу. Несмотря на вчерашний поздний отбой, он с самого утра уже был на ногах и успел побывать в штабе войск, защищающих город. По правде говоря, Усманову не очень нравилась излишняя расторопность своего подчинённого, но выговаривать он не стал. Оказалось, здешнее командование уже успело отдать Еникееву приказ о подготовке и проведении концерта, и вот Еникеев примчался советоваться с комиссаром. Городские власти, организовавшие оборону Оренбурга, ещё не успели познакомиться с командиром и офицерами полка, но уже пытались взять под своё начало прибывший полк, показывая тем самым, «кто в доме хозяин» и чьи фэрманы[15] предстоит выполнять беспрекословно. Надо признать, что вопрос подчинённости войск имел для солдат важное значение, а в некоторых случаях являлся вопросом жизни и смерти, поэтому должен был быть решён как можно быстрее. Оренбургские «градоначальники», едва завидя какого-нибудь войскового командира, спешили отдать ему приказ, неважно какой. Лишь бы подчеркнуть своё единоначалие. Однако в город пришла не партизанская вольница, а регулярный полк Красной Армии, знающий и порядок, и дисциплину, и субординацию. И пора доказать это «градоначальству». Поняв, что творится на душе у культорга, Усманов улыбнулся:

– Ну что ж… Приказ есть приказ. Его надо выполнять. Но не так быстро, как они хотят. Сначала ознакомься с программой артистов, потом её должен утвердить штаб полка. Первое выступление в городе требует от артистов особой ответственности. Где, перед кем будут они выступать, как примут их зрители? Всё это очень важно. Придётся мне самому сходить в Центральный штаб городской обороны и согласовать с ними все необходимые вопросы. Кажется, оренбургские товарищи слегка утратили чувство реальности и, раздавая свои бестолковые приказы направо-налево, принимают нас за мальчиков на побегушках. В город вошла не ватага оборванцев, а регулярные части Красной Армии, в данном случае – 1-й Татарский Стрелковый полк. И чем раньше товарищи поймут это, тем лучше будет для них.