– Седьмые сутки льет, – вздохнула Корлан, поудобнее устраиваясь, – и конца ему не видать… Крыша бы наша не потекла, а, Насыр? Пусть льет! Столько лет ждали такого дождя…

– И то правда: пусть насытится море… Что-то Бериш задерживается… – Она помолчала, потом неспешно поднялась и стала подбрасывать в печь кизяк.

– Не Бериш, наверно, виноват, он-то парень скорый. Акбалак медлит: пока соберется да оденется… Не простое это дело – подняться старому человеку в дорогу… Рыба у тебя что – сварилась?

– До Акбалака сварится, долго ли… А ведь Акбалак приходится зятем нашему Караою. Он уже давненько гостит у дочери, а мы с тобой так и не удосужились пригласить его к себе. Или ждали, когда ты ногу сломаешь? – насмешливо спросила Корлан.

– Ах ты горе мое! – развеселился Насыр. – А я-то все думаю, чем я Аллаха прогневил? А это Корлан захотелось пригласить Акбалака, да ничего умнее она не нашла, как пожелать муженьку вывихнуть ногу…

Насыр туго затянул повязкой распухшую щиколотку, поднялся и стал молиться. К тому времени, когда Бериш с Акбалаком появились на пороге и Корлан, приохивая, принялась хлопотать вокруг них, он, умиротворенный молитвой, сидел, прислонясь спиной к теплой печи.

– Акбалак сбросил с себя дождевик, скинул сапоги – саптама – и после обычного приветствия прошел на почетное место.

Вчера накоротке, под проливным дождем, Насыр не успел разглядеть старого жырау, хотя и показалось ему, что тот заметно сдал. Сейчас Насыр, вглядевшись в его лицо, понял, что мимолетное ощущение не обмануло его. Щеки Акбалака были впавшими, не было в глазах жырау прежней живости, и весь он, некогда стройный, теперь выглядел явно уставшим от бремени жизни. Однако бодрость не покидала Акбалака.

– Хорошо быть муллой, – пошутил он, – да только кости становятся хрупкими как мел.

Попросил Бериша принести теплой воды и полотенце. Дважды, очень тщательно, намылил руки, смыл пену, насухо вытер и долго смазывал их курдючным жиром.

Всю предыдущую ночь боль в ноге сильно мучила Насыра. Тогда-то и вспомнил он про Акбалака, про то, что тот тоже умеет лечить.

Наутро он послал Бериша за старым жырау. Акбалак тем временем подсел к Насыру.

– Я уже оседлал верблюдицу, собираясь в дорогу, как прибежал твой внук. Пришлось отложить отъезд. – Он стал осторожно ощупывать щиколотку. – А надо бы мне поспешить.

Дождю не видно конца. Я уж думаю, не смыло ли водой мой дом?

Акбалак неспешно стал втирать жир, поглаживая вывихнутый сустав. Насыр, следя за его действиями, сказал:

– Бог отблагодарит тебя за твою доброту…

– О каком ты Боге говоришь? – отозвался Акбалак. – Если о том самом, которого мне довелось узнать в жизни, то от этого ничего не дождешься. – Акбалак хмыкнул.

– Ака, ты до сих пор не перестаешь дерзить ему, – заметила Корлан, поворачиваясь к жырау, – а ведь стоишь одной ногой в могиле…

– Э, дорогая Корлан. По крайней мере, я искренен. Если бы что-то хорошее перепало мне от него за мои прожитые восемьдесят восемь лет – стал бы я это отрицать? Грешно в мои-то годы лгать, а тем более сидя за дастарханом моего уважаемого брата Насыра.

– Благодаря моим молитвам, – сказал Насыр, – уже неделю подряд идет этот спасительный дождь. Совсем уже скоро он растопит снега на вершинах Пушты, а Дарья принесет эту воду в море. На северных берегах моря есть подводные родники, дождевая вода обязательно размоет солончаки, и пресная вода родников хлынет в море. Помнишь, что говорил ученый человек Славиков? Только благодаря этим родникам и горной воде, которую несли впадающие реки, море всегда было полноводным, славилось красой и богатством на всю казахскую степь! Мулла Насыр произнес все это с нескрываемой горечью. С другой стороны, ему было досадно, что мало кто верит, что именно он, Насыр, своими неустанными молитвами выпросил у Бога этот сильный, небывалый дождь.