Рудж позволил себе вздремнуть пару часов после обеда. Проснулся он в прекрасном настроении. Некоторое время еще понежился под шелковым одеялом, глядя в потолок, расписанный голубым и белым. Как небо в Орэлее. Живое, теплое, ничуть не похожее на мертвое небо Хуриды.
Нежный запах цветущих тайских роз наполнял комнату: в кадке у изголовья – целый куст, усыпанный темно-синими бархатными цветами. Рудж погладил лепестки, понюхал пальцы. Пыльца пристала к коже, и рука теперь пахла весенним тайдуанским утром.
«Ниминоа»,– подумал кормчий и улыбнулся.
Данил передал ему слова Гривуша, и Рудж, вопреки обыкновению, отнесся к предложению серьезно. Дочь купца зацепила его всерьез.
«Матери она понравится»,– подумал кормчий.
Разумеется, он не возьмет девушку с собой. Слишком опасно. Гривуш найдет способ вывезти ее из Хуриды. Месяц-другой – и они встретятся. Что ж, это во всех отношениях отличная партия. Может быть, приданого и собственных денег Руджа хватит, чтобы купить судно…
Кормчий сбросил одеяло и спрыгнул с ложа на ковер. Он чувствовал себя молодым и сильным.
Ниминоа…
Маг явился к Брату-Хранителю в четыре часа пополудни. Как всегда не вовремя. Притомившийся от угодных Величайшему забав Дорманож собирался вздремнуть. Маг возник за спиной, еще более омерзительный, чем в прошлый раз, и без приветствий и предисловий заявил:
– Имперцы в доме здешнего купца. Купца зовут Гривуш. Будут там до завтрашнего утра. Моряка возьмешь себе, светлорожденного отдашь мне.
– О таком мы не договаривались! – воскликнул Брат-Хранитель.– Они оба – преступники! И подлежат…
– Ты тоже преступник,– холодно сказал маг.– Разве ты донес о нашей прошлой беседе?
Проклятый колдун! Дорманож прикусил губу. Он был в бешенстве, но взял тоном ниже:
– Ты говорил о какой-то вещи? Зачем тебе человек?
– Я передумал,– заявил чародей.– Делай что сказано. В накладе не останешься. Я приду.
И исчез.
«Надо идти к Круну,– без всякого удовольствия подумал Дорманож.– Пусть покажет, где дом этого предателя Гривуша».
После ужина Гривуш и Данил остались за столом: поговорить о делах. А Руджа Ниминоа увела наверх, в маленькую оранжерею. Здесь, под сенью двух зонтичных пальм у крохотного фонтана, Рудж сорвал с губ дочери Гривуша первый поцелуй.
Волосы девушки лежали на руке кормчего, такие густые, что он ощущал их тяжесть. Рудж был очарован. От голоса девушки у него сладко вздрагивало сердце. От запаха ее нежной теплой кожи прерывалось дыхание. Рудж пил этот запах крохотными глотками, и каждый глоток отзывался чуть слышным звоном. Словно серебряные браслеты на тонких лодыжках Ниминоа. Как она слушала! Впитывала каждое слово, будто Рудж пророк или скадд[8].
И от этого слова, которые кормчий множество раз нашептывал девушкам в десятках городов Мира, звучали словно впервые.
Зеленые веера листьев вздрагивали от случайных прикосновений. Хрустальная вода струилась по мраморному желобу. Крохотные медовницы раскачивались на цветочных чашках…
А снаружи, за толстой каменной стеной – темная улочка, дождь, сточная канава, безликие фигуры в наброшенных на головы капюшонах. Снаружи – Хурида.