Наконец щеколда поддалась, саданув мне по пальцам ледяным железом. Не обращая внимания на боль и холод, я толкнула калитку плечом и понеслась по заснеженному пустырю.

Вдаль тянулись ряды чёрных кряжистых яблонь, растущих по бокам пустыря так давно, что никто из живых не мог бы вспомнить, когда их тут посадили. Впереди виднелись три фигуры: одна стояла, поддерживая вторую, а третья стремительно удалялась прочь.

– Аркел! – крикнула я.

Единственный державшийся прямо человек обернулся и неопределённо махнул рукой, то ли подзывая, то ли прогоняя меня.

Я подбежала ближе, не веря своим глазам. Человека я узнала – это был Раве. На земле лежали два мушкета, снег покрылся пятнами крови. Я кинулась вперёд, всхлипывая и не понимая, что происходит.

– Аркел?

Я склонилась над раненым и замерла. Я ожидала увидеть одно лицо: тонкое, нежное, покрытое театральным гримом, но увидела совсем другое, очень похожее на моё.

На груди костюм Лагре промок от крови. Кровь сочилась у него изо рта, вскипая пенными пузырями на губах. Он ещё дышал – рвано, часто, слабо, но глаза смотрели куда-то сквозь меня.

– Лагре, Лагре, что же случилось? – забормотала я, не понимая, как такое могло произойти.

Раве осторожно опустил Лагре на землю. Я шарила руками по земле, хлопала Лагре по щекам, ощупывала его одежду, сама не зная, что надеялась найти. От Лагре кисло пахло спиртным.

– Мушкет долго заряжать, – глухо произнёс Раве. – Иначе я бы выстрелил ему в спину.

– Кому?

Меня душили слёзы, а в голове сделалось так пусто, что я не могла ни о чём думать.

– Тому раскрашенному шуту, с которым Лагре вздумал стреляться.

– Стреляться?

– У них была дуэль.

– Аркел не мог его убить! Он не умеет стрелять! – всхлипнула я.

– Даже не умеющий стрелять может случайно попасть в цель.

Лагре вздохнул и замер, став кем-то чужим, бездвижным и холодным, совсем не похожим на моего брата. Я закричала.

Мне доводилось часто видеть смерть – может, даже слишком часто, но я и в бредовом сне не могла допустить, что однажды увижу смерть моего Лагре. Этого просто не могло быть – ни в этой жизни, ни в любой другой! Аркел, безобиднейший человек из всех, кого я знала, игрок и любитель женщин, застрелил на дуэли командующего армией, моего родного и любимого брата…

Сквозь слёзы я различила, как со стороны поместья к нам кто-то бежал, крича и размахивая фонарями.

Князь

Передо мной стоял мальчишка зим тринадцати, не больше, и смотрел на меня с открытым вызовом. Он чем-то напомнил мне другого юнца, которого я встретил как раз в том же возрасте и который теперь, возмужав и окреп, стал мне правой рукой. Из-за этого-то сходства я, наверное, и терпел самозванца, хотя мог бы запросто приказать бросить его в реку Горлицу или в любую выгребную яму.

Я погладил огромную голову пса, лежащую у меня на коленях, и устало кивнул, веля мальчишке начинать разговор. Виски стягивало и сжимало, где-то в затылке гремели перезвонцы: в последнее время меня часто стали терзать головные боли, и не выпивка была тому виной.

– Моё имя – Изгень Ганеальн, я незаконнорождённый, но родной сын почившего князя Страстогора.

«Изгень Ганеальн». Я даже мысленно не мог повторить это имя, не запнувшись, а вслух и вовсе не отважился бы. По бокам от мальчишки стояли стрельцы, но не клали руки на оружие, выказывая уважение и к месту, и ко мне лично. Я это оценил, но не стал внимательнее приглядываться к лицу Изгеня, пытаясь выцепить в нём хоть какие-то черты Страстогора. Приди он в числе первых таких же самозванцев, я бы призадумался, долго всматривался, а потом ещё мучился бы бессонными ночами, но теперь, когда со смерти истинного князя минуло пять зим, я понял: если Страстогор и оставил незаконных сыновей, мне ни за что самому не понять, кто говорит правду, а кто лжёт в попытке завладеть княжьим теремом.