Андрей одновременно боялся своей беспомощности, хмурых, предвещающих только боль глаз водителя «жучки» и был на грани cрыва, готовый, несмотря на разыгравшуюся осторожность, взорваться и обругать похитителя последними словами, может, врезать ему ногой, если удастся достать.

– А если главное – это ненависть и злость, а страх лишь случайный эпизод? – неожиданно для себя громко произнес Андрей и почувствовал, что страх бешеными волнами захлестывает его, нещадно ругая за детскую выходку. «Вот сейчас ты получишь ответ, – злорадно предупреждал он. – Будем считать пальчики. Пока счет один-девять, но, думаю, скоро он изменится, круто изменится».

Человек напротив тоже удивился. Он уже перестал ждать ответа на свою реплику. Тем более такого ответа. Он вскинул на свою жертву удивленные глаза. Его лицо перестало быть каменным, будто он стащил искусно изготовленную маску.

– Не может быть, – ответил он спокойно, ничуть не изменив доброжелательному тону. – Страх естественен, самосохранение вечно, а ненависть – лишь случайно выработанный элемент в процессе эволюции человека. Поэтому твой страх сильнее твоей ненависти.

«Это взбесившийся профессор философии, – подумал Андрей. – Он ворует людей и читает им свои лекции. Интересно, потом выдается удостоверение, что курс прослушан?»

Но не успел он подумать об этом, как понял, что сейчас ему станет дурно. Страх повыпрыгивал из всех ящичков и устроил шабаш. «Сейчас меня вырвет», – пронеслось в голове.

Внутренности взбесились от того, что рука человека, десять минут назад сломавшая ему палец, двинулась. Одного этого хватило, чтобы забыть о ненависти и вспомнить о боли, которая выплыла из полузабытья и стала нудно ныть, как капризный ребенок. Глаза Андрея расширились от страшного предчувствия и следили за рукой, словно приклеились к ней взглядом. Рука водителя добралась до его груди, где обычно располагается нагрудный карман, и похлопала это место.

– Черт, – чуть не про себя произнес он. – Я ж без куртки. – И рука вернулась на спинку стула.

Водила, скорее всего, хотел просто закурить, а Андрей испугался этого, словно приближения смерти. «Ну что, теперь тебе понятно, кто главнее?» – прошептал тихонько страх, не сомневаясь в собственном превосходстве. Слова были похожи на шуршание змеи, отчего живот противно сжался, но кишки уже отпустило и блевать не хотелось.

III

– Знаешь что, – бросил похититель Андрею, – никуда не уходи.

«Юморист», – отозвался про себя Андрей и проследил взглядом, как мужчина встал и вытащил ужасающие шпингалеты. Затем его шаги, пару раз скрипнув за дверью, полезли вверх. Андрей лихорадочно соображал, что бы это значило. Пока в голову приходила лишь одна мысль: он в подвале. Откуда еще можно подниматься по скрипучей лестнице? Наверно, скрипучие лестницы есть не только в подвалах, твердил внутренний критик. Но почему-то Андрею казалось, что иначе быть не может. Он в подвале частного дома. И эта версия казалась правдоподобной.

Но почему?

И только сейчас Андрей осознал, что запах, который с самого начала был в комнате, очень знаком ему. Это холодный запах земли, долго лежащих овощей, засоленной в бочке капусты. Пусть ощущения и были очень слабы, но давали устойчивые ассоциации.

Бабушкин подвал. Темный, без единого лучика света. Там жил злобный карлик, который делал красное печенье из только что захороненных трупов. У него под кладбищем был целый печеньевый завод. Он похищал маленьких детей и заставлял их работать на своем страшном производстве. Кого – пропускать трупы через мясорубку, кого – лепить печенье, кого – рыть туннели к новым могилам.