– Катись.
Павел ушел, радуясь в душе, что сорвалась все-таки она, а он скинул с себя тяжесть зачинщика разлуки.
Она потом проревела всю ночь, ощущая себя половой тряпкой, о которую вытерли ноги и даже не заметили этого. Боль, ненужность, усталость и тоска переплелись той ночью в спутанный клубок. А слезы лились и лились из глаз от мешанины мыслей, жалости к себе и любви, пускай измазанной предательством Павла, как потекшей ручкой, но все еще яркой и желанной. Когда она вспоминала его лицо в вечер их встречи, то так хотела, чтобы он постучался в дверь и, обняв ее, сказал, что все это его неумная шутка. Но когда видела перед собой бегающие холодные глазки и слышала слова, от которых хотелось провалиться под землю, Ирина мечтала, чтобы тот никогда не рождался.
Теперь прошлое возвращалось. И в памяти всплыл стишок, который Ирина сочинила, когда пыталась избавиться от чувств к Павлу:
Слова от злости складывались сами собой, и сочинение этих простых строк облегчало боль. Ее мозг вместо жалости к себе начинал думать совершенно о другом: какое слово еще можно подставить в стишок? Но боль прошла, и после этого Ирина не позволила этой мужененавистнической считалочке стать девизом своей жизни. Теперь же посчитаться снова и изменить свое отношение к мужчинам стало нестерпимо желанным:
Ирина отвернулась от болтающегося на гвозде ключа и быстро пошла на кухню, подбадривая себя ритмичным шепотом:
– Раз-два – все мужики чума.
II
До кухни Ирина не дошла. Тишину квартиры разорвал резкий звонок. Он не дал девушке дорассказать, что же мужики любят.
«Срок подачи апелляции истек, милый», – победно подумала она. Отойти от нас подальше просим. Она решительно направилась к двери, намереваясь четко и просто объяснить свою новую жизненную позицию мерзкому типу. Не встречаюсь ни с кем, и нет проблем.
На пороге стоял Женька. Он торопливо-приветливо махнул ей рукой и спросил:
– Ты чего такая злая? – но, не дожидаясь ответа на вопрос и приглашения войти, влетел в прихожую. – Где этот засоня? Я его сейчас убивать буду!
Ирина маленько поубавила горелку злости – все-таки перед ней был не самый мерзкий представитель противного пола, а только его друг.
– Он давно ушел.
– Как ушел? – не поверил Женька. – Брось его покрывать.
– Больно надо.
– Когда?
– Да час назад.
Женька попытался ворваться в квартиру, но Ирина его не пустила. Тот остановился на секунду и всмотрелся в насупленное лицо девушки.
– Поссорились, что ли?
Ирина не хотела пускать его в свои тайны. Она почувствовала оскорбительную униженность в факте того, что ее бросили. И говорить об этом значило унижать себя.
– Нет.
– Тогда говори, где его прячешь.
– Да ушел он!
– А машина-то что под окном стоит?
Ирина забыла о том, что «не встречаюсь ни с кем, и нет проблем», и кинулась к окну. В страшной спешке и непонятной тревоге она чуть не опрокинула телевизор, который качнулся, но встал на место. Она подлетела к стеклу и всмотрелась в стоянку, которая находилась у соседнего подъезда.
Ближе всех стояла грузовая «Газель», перекрывая вид на следующий за ней автомобиль, который только чуть-чуть выглядывал зеркалом заднего вида со стороны водительского места. Ирина уже хотела броситься на улицу, чтобы рассмотреть замаскированную машину, как взгляд ее упал на другую сторону площадки. Одинокий, словно брошенный, сданный в утиль, там стоял автомобиль Андрея.