– Значит, ты должен стать ее костылем. Подпоркой. Не позволяй больше никому прознать про ее слабости. Защищай ее. Ведь именно это делает помощник, верно?

– Да, именно это делает помощник. Что тут скажешь, я исполняю роль заплатки.

– Наверное, она ужасно страдает, – огорчилась Амината.

– Не думаю. Во всяком случае, она этого не показывает.

– Идиот, она страдает в душе.

Увидев, каким дурацким стало лицо ее папы, Лили громко расхохоталась, а потом, справившись со своей горкой пюре, как само собой разумеющееся, предложила:

– Пригласи ее в гости. Она ведь там одна-одинешенька.

– Я подумаю, – заверил несколько смущенный Ромен.

– Она красавица? – поинтересовалась малышка.

– Ты знаешь, какая она. Я тебе рассказывал.

– Ну и что? Когда я свалилась с велосипеда и ободрала щеку, ты все равно говорил, что я красавица.

– Ладно, согласен, – уступил папа. – Она такая красавица, как будто раз десять свалилась с велосипеда.

– Так ты ее пригласишь, да?

– Ешь, или я тебя съем!

– Как Людоед из Мальбуша? Который кушает детей, даже не жуя их?

– Он самый, мадемуазель.

Ноэми допивала чай на опушке каштановой рощи, удобно устроившись на наклонном стволе изогнутого дерева, поросшего мхом. Надев шерстяной свитер, она старалась мыслить позитивно, как советовал доктор Мельхиор, пыталась забыть о внешности или скрытых причинах своей миссии, отвлечься от раздумий о том, что вскоре ей предстоит совершить злое дело, закрыв здешний комиссариат. Позади нее в наступающую темноту светили окна дома.

Вдруг ей послышалось, будто кто-то ворошит листву деревьев, раздвигает ветки, чтобы пройти. Она прочно уперлась ступнями в землю и слегка согнула ноги в коленях, уже готовая бежать от волка, медведя, Жеводанского зверя[19] или любого другого фантазма истинной парижанки. Но это оказался всего лишь что-то вынюхивающий беспородный пес. Черный пес с белым брюхом, в роду которого много поколений подряд смешивались и перемешивались разные породы. Он направлялся вдоль озера в ее сторону, но все время держался на расстоянии, оставаясь на краю леса. Ноэми расслабилась и снова устроилась на поваленном стволе.

– Ну, привет тебе. Так это ты так шумишь по ночам?

Пес стал подходить все ближе, сантиметр за сантиметром. Теперь она смогла получше рассмотреть его. Язык нелепо свешивался набок из-за явно вывихнутой челюсти, а левый глаз непрестанно слезился. Поскольку одна из лап была повреждена, передвигался он враскачку и притом прихрамывал.

– Похоже, ты драчун, да?

Она слышала его хриплое дыхание и теперь уже почти могла прикоснуться к нему.

– Во всяком случае, ты в паршивом состоянии. Мы можем стать друзьями.

Наконец Ноэми положила ладонь на собачий бок и легонько погладила его. Мысленно она уже проводила ревизию в своих шкафах в поисках куска чего-нибудь, чем можно угостить вечернего визитера, когда вдали вдруг прозвучал громкий свист. Пес повел ушами, все его тело мгновенно напряглось, и он рванул на зов с такой скоростью, какую только могла позволить ему ненадежная лапа; очень скоро лес поглотил его.

– Рада была познакомиться.

Ноэми была знакома с хозяином дома только через его сына, и хотя Ромен никогда не говорил об отце ничего плохого, его молчание и горестный взгляд свидетельствовали о многом. Так что, когда Пьер Валант сам нанес ей визит в дом на озере, она была удивлена его приветливостью.

В длинном темно-зеленом пальто он почти сливался с окружающей природой, словно бы не желая нарушать ее, и Ноэми тотчас заметила, что у Ромена отцовские глаза.

– Возможно, первые десять дней показались вам чересчур длинными, – начал он, – однако это время, нужное, чтобы привыкнуть и войти в ритм. И, кроме того, вы, возможно, даже не заметите, но пройдет целый месяц, потом год – и вы уже не сможете вообразить себя живущей где-то в другом месте. Вы даже задумаетесь, как могли так долго оставаться в Париже, в квартире размером с кроличью клетку.