Решаю отбросить все и перейти к практичным делам. Пора собираться в институт.

***

Сборы затянулись. Все валилось из рук, я замирала в самом неподходящем месте и забывала. Забывала, зачем я пришла в ванную, зачем вновь вернулась в кухню, зачем распахнула шкаф.

Я старалась двигаться бесшумно – боялась разбудить маму, у меня это плохо получалось, хотя мама так и не проснулась. Она очень устает на своем заводе. Ну и пусть, сама виновата.

Наконец, кое-как собравшись, выхожу из квартиры. Уже во дворе понимаю, что не взяла с собой ничего, кроме телефона, в кармане нет ни копейки – я даже кофе не смогу попить в буфере.

«Да и хрен с ним» – решаю я и в отчаянии ускоряю шаг.

До института с моей стороны идти полторы остановки. С Аринкиной – тоже. Обычно мы встречались посередине. Каждое утро, кроме выходных, вот уже четвертый месяц подряд. Но сегодня Аринка не придет. Фонари выглядели больными, а город – измученным. Я шла мимо старой гостиницы, мимо дешевого кинотеатра, афиши которого какой-то сумасшедший художник рисовал от руки – до первой скамейки на аллее, бегущей вдоль улицы Ленина. Здесь меня всегда ждала Аринка. Иногда я ее. Иногда она меня. Завидев друг друга издалека, мы начинали улыбаться и махать друг другу, придумывая какое-нибудь идиотское приветствие. Потом по очереди рассказывали, как лень вставать с утра, какие сегодня дурацкие пары и что быстрее бы выходные. Она жаловалась на Максима, я – на сбежавший кофе. Она курила сигаретку, я сидела рядом с ней, а потом мы вместе шли в институт.

Сейчас мне кажется, что Аринка идет рядом, как всегда.

– Держись! – говорит она. Я слегка отвожу руку в сторону и представляю, что взяла ее за ладонь, сцепив наши пальцы в замок.

– Не могу! – отвечаю ей мысленно. – У меня не получится так, как у тебя, Арин!

– Получится! – убеждает она, сжимая мою руку. – Ты же моя сильная девочка! Я больше не могу нас защищать, но ты должна! Не дай им уничтожить нас, не дай им облить нас грязью. Не дай им меня забыть.

Не дай, не дай, не дай… Я бросаюсь почти бегом и, едва не растянувшись на ступенях, врываюсь в фойе, прячусь за огромными прозрачными дверями, оставляя на улице сигаретный дым, мутное утро и его призраков.

Фойе встречает меня привычным шумом и гомоном голосов. Бросаю взгляд на огромные часы – только что закончилась первая пара. Народ пьет растворимый кофе, сидя на скамейках, девки толпятся у большого зеркала, стайка старшекурсников суетится у гардероба – на перекур.

Понимаю, что память у меня отбита напрочь – не могу вспомнить, что у нас сегодня по расписанию. Зачет был первой парой, и именно на него я не попала. Нашла время умирать, Арин! Во время нашей первой сессии. Я даже не могу поставить жизнь на паузу, чтобы спокойно сесть и поистерить по поводу твоей смерти.

С трудом пробиваюсь к гардеробу, оставляю куртку, остаюсь в темных джинсах и водолазке. Без сумки непривычно – некуда руки девать. Телефон сую в карман и налегке (если не считать неподъемного груза внутри) иду на второй этаж – к расписанию. По пути попадаются знакомые лица – но не с моего курса, кто-то даже здоровается и смотрит сочувственно, или даже с благоговейным испугом. Я понимаю – они знают. Все всё знают, Арин. А как иначе? Самая популярная девочка института (да и всего городишки, что уж тут скромничать) бросается с балкона самого страшного дома в окрестностях.

По расписанию у нас – лекция по экономической теории. На третьем этаже, в огромной аудитории с двумя входными дверями. На курсе у нас – девяносто два человека. Может, удастся тихонечко прошмыгнуть через дальнюю дверь, сесть на одну из задних парт и просидеть тихо, как мышка. Зачем я вообще сюда пришла? Сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. На лестнице ноги становятся тяжелыми, как гири. Мне кажется, я двигаюсь, точно во сне – реальность плывет, меняется, но ты остаешься на месте.