То же самое относится к мнению, что я забавная. Люди считают, что у меня отличное чувство юмора. Они не понимают, что я просто говорю правду. Джордж Бернард Шоу сформулировал эту мысль лучше: «Мой способ шутить состоит в том, чтобы говорить правду. Это – самая забавная шутка в мире».

Она была права. Мысленно перебирая ее опубликованные интервью, я понимаю, что все они представляют собой просто невинный способ говорить правду. Например, один журналист спросил ее:

– Что вы надеваете, когда ложитесь спать?

Она ответила:

– Шанель номер пять.

Всему миру известно, что Мэрилин Монро спит обнаженной.

Когда я взглянула на часы, я сообразила, что час давно прошел. Это было весьма необычно для меня. Пациенты говорили, что по времени начала и окончания моих сеансов можно выставлять часы. Но я была так очарована рассказом Мэрилин, что потеряла счет времени. Надо быть внимательнее, подумала я. Психоаналитик должен быть объективным всегда!

Я поднялась и сказала:

– Время прерваться.

Она оставалась неподвижной несколько долгих мгновений с растерянным выражением на лице. Затем самая прекрасная женщина в мире молча встала и надела на голову свой старомодный платок. Я вновь стала свидетелем удивительного превращения. Как будто свет внутри нее неожиданно погас. И неприметная маленькая женщина, которую я впервые увидела в приемной, молча скрылась за дверью.

6 февраля 1959 г

«Какая Мэрилин придет сегодня? – подумала я, выходя в приемную, чтобы поприветствовать ее перед третьим сеансом. – Будет ли она искрящейся, светлой, невероятно красивой женщиной, которую знает весь мир, или невзрачным маленьким созданием, которое можно принять за бродяжку? По крайней мере, с этой пациенткой не соскучишься!»

Мэрилин на этот раз была где-то посередине.

– Здравствуйте, доктор, – начала она, направляясь к кушетке, – мне действительно помогают эти психоаналитические сеансы. Я хотела бы продолжить рассказ о моей жизни, если вы не возражаете.

– Конечно, я хочу знать о вас столько, сколько вы желаете мне поведать.

Показалось мне или нет, что ее лицо немного посветлело?

– На чем я остановилась в прошлый раз? – спросила она. – Кажется, я говорила о своем разочаровании в моей дорогой матери. Ах да, я сказала, что росла в приемных семьях, десяти или, может быть, двенадцати. В некоторых я жила дольше, другие устали от меня за короткое время. Вероятно, я их раздражала.

«О боги, – подумала я, – удивительно, что она не попала в психбольницу со своей матерью!»

– Моим первым и самым важным приютом, – продолжила она, – была семья Уэйна Болендера, куда моя мать определила меня на первые семь лет моей жизни.

У меня вырвался вздох облегчения. По крайней мере семь лет она прожила в одной семье. Но моя радость за нее не продлилась долго.

– Моя мать передала меня Иде и Уэйну Болендерам в городе Хоторн, штата Калифорния, через две недели после моего рождения. Нет, подождите секунду. Насколько я помню, тогда мне было всего двенадцать дней. Ида и Уэйн Болендер жили в удобном шестикомнатном бунгало, которое я помню очень хорошо. У них было немного денег, поэтому они увеличивали свои доходы, принимая чужих детей на воспитание.

Должна признать, что жизнь выдала Глэдис проигрышный набор карт. Ее муж-мерзавец не только оставил ее, но и похитил ее первых двух детей. Она так и не смогла вернуть их. Меня бы это тоже свело с ума. Таким образом, справедливости ради надо заметить, что ей ничего другого не оставалось, как отдать меня, не из-за психологических проблем, а финансовых. Она была вынуждена вернуться к работе на киностудии для того, чтобы содержать нас. У нее был длинный рабочий день, с восьми утра до восьми вечера, и не было никого, кто мог бы позаботиться обо мне. Она платила Болендерам пять долларов в неделю, наверное, половину своей заработной платы, чтобы они ухаживали за мной.