Публика ликовала: люди хлопали в ладоши, свистели и выкрикивали имя Итана из зала, требуя показать им больше. Тонкая струйка крови начала стекать с его подбородка, мелкими брызгами разбиваясь об пол, но он этого не замечал, весь погруженный в прекрасный полет ожившего создания, поражающего своим вновь обретенным великолепием, способным затмить даже идею ее уже почившего создателя.

Словно гром, стук молотка прервал их овации.

– Сограждане, я надеюсь, что мой рассудок меня подводит и вместо «Виват!» вы кричите «Позор!». Разве не так началась эра мирового раздора? Разве не этому вас всех учили наши почтенные профессора, посвятившие свои жизни изучению истории и борьбы с ересью? Стража! Немедленно сбейте это порождение неконтролируемой спеси!

Несколько ординаторов выставили свои ружья, и всплеск огня издался из них, выпуская стальные пули в летающего по залу фениксу, врезаясь в его сияющий корпус. С кряхтящим визгом птица рухнула под ноги Итана, смотря на него своими тускнеющими глазами цвета Солнца.

– Что вы наделали?! Зачем?! – Он упал рядом со своим творением, поглаживая ее на удивление мягкие, будто пушистые, крылья, теряющие стремительно свое тепло и становящиеся жесткими, лишенными всякого намека на жизнь. Струйка оранжевой жидкости вытекла из поющего свою утихающую песню клюва, а затем наступила режущая слух тишина.

– Покуда жива наша память, не бывать этому преступлению против жертв человеческих! – профессор Кроу кричал в гневе со своего места. – Изъять у этого нахала его богохульные разработки! Итан, до меня дошли слухи, что чем-то подобным балуются в Хинксайде некие личности, стремящиеся разрушит всё то, чем мы так дорожим! Что скажешь ты на это? Откуда у тебя такие познания? Кто дал тебе материал для работы, и чья дурная воля сподвигла тебя к такому решению? Не состоишь ли ты в сговоре с террористами, готовящимися принести нам хаос? Отвечай!

– Да что вы такое говорите, профессор?! Разве мои речи похожи на речи сумасшедшего сектанта, стремящегося уничтожить мир?! Моя мечта в том, чтобы спасти его от стагнации, нависшей парадигмой страха над нами! Это какое-то недоразумение! Это чей-то злобный план, чтобы вы так и остались безмозглыми дикарями, опарышами, питающимися плотью и кровью творцов прошлого!

– Каков дерзила! Смеешь оскорблять своих сограждан столь омерзительным образом?! Увести его! И запомни, Итан, двери Академий во веки веков закрыты перед тобой и твоими кознями! Сограждане, стыдитесь своей слабости и недальновидности! Ваши аплодисменты стали бы гимном вечной ночи, что принесла бы нам погибель, – так легко обману проникнуть в ваши смятенные сердца. Столь славный день был осквернен в самой обители логики – как низко мы пали в своей самоуверенности!

Ординаторы схватили не сопротивляющегося Итана, по лицу которого были размазаны слезы и кровь.

– Итан! Итан! Я разберусь, Итан! Так нельзя с тобой поступать ни по какому закону и праву! Я обжалую приговор, Итан! Ты слышишь меня? – Хейдан, отстраняемый стражами, пытался докричаться до своего друга.

– Какой же я глупец, раз поверил, что люди смогут принять благо, стучащееся им в двери… Понять меня… Пускай еретика уводят в ту гадкую дыру, из которой он выполз. Ведь так к нам относятся, к Нижним?! Как к мусору…

Тихий порыв ветра сдул опавшую прядь с лица Солоса, внимательно натирающего винный бокал до блеска, вглядываясь в свое отражение. Обернувшись, он заметил плетущегося к барной стойке Лео.

– О, Лео, здравствуй! Чего такой поникший? Выглядишь неважно, – не отвлекаясь от своего дела, но при этом вполне заинтересованно и живо говорил Солас со своим гостем.