Я замер, перестав жевать, и отметил явное сходство Алиева с Ивлевым, усмехнувшись:

– Наш прагматик начал верить в силу подсознания?

– Нет, я верю в силу упорной работы, которая рано или поздно дает результат, – деловито изрек он. С возвращением «Сири». – Что, шеф даже не впечатлился твоим новым дипломом из Флоренции?

Никитос, уже уничтожив завтрак, отломил кусок хлеба и собрал им остатки соуса на тарелке – лучшая похвала повару, даже слов не нужно.

– Таких, как Давид Алиевич, не впечатлить ни одним дипломом. Его нужно брать нахрапом, а лучше – показать на практике, чего ты стоишь.

– Так покажи.

Я натянуто улыбнулся. А чем я, по его мнению, занимаюсь вот уже три недели? Властолюбивый черт намерен заставить меня самого уйти, раз уж лично ему запретили увольнять сотрудников. Но хрена лысого я так легко сдамся!

***

Братан укатил в универ, а я решил пробежаться. Проходя мимо его комнаты, услышал звук входящего видеовызова на его компе. Мне не нужно было видеть аватарку наших предков, чтобы понять, что это они. Ну, а кто же еще?

Чертовы газлайтеры, названивали младшенькому каждый день. Уверен, выспрашивали обо всем: что делал, что кушал, сколько раз передернул… Долбанные контрол-фрики превратили беднягу в робота. Когда поняли, что с меня каши не сваришь и я не поддаюсь дрессировке, забили на меня большой и толстый болт. А вот своего Никиточку уже задушили гиперопекой. Я бы рад был собственноручно перерезать пуповину, обмотанную вокруг шеи братца, и даже зашел в комнату, чтобы принять звонок и сказать пару ласковых. Но, во-первых, я не хотел видеть лица матери и отца. Полтора года не видел и дальше не желаю. А во-вторых, никакое мое слово на них не подействует. Все, что хотел сказать, я уже сказал. А в-третьих, никакой триангуляции. Пока брат сам не поймет, что с ним делают предки, толку не будет.

Взвинченный мыслями о родителях, я пошел переодеваться. Новенький костюм для пробежки слегка улучшил настроение. Я надел любимые кроссовки и вышел из дома.

Наша улица радовала глаза перфекциониста. Одинаковые таунхаусы с идеально выстриженными газонами и соснами, утыканными ровно через каждые три метра. Серьезно, я проверял. Тот, кто проектировал этот массив, явно страдает ОКР.

На балконе дома напротив сидела мелкая художница, обнимая своего кота-переростка. Она уткнулась в животное носом и, походу, плакала. Сердце екнуло от этого вида, я помотал головой, стряхивая с себя непрошенные чувства. Краш моего братишки – несчастная девчонка, ставшая недавно сиротой. Помочь такой сложно, но Никитос никогда не пасовал перед трудностями.

Когда моя смена начиналась после обеда, по утрам я занимался бегом. Излюбленный маршрут проходил мимо оврага и частного сектора, затем вдоль речной набережной. Я пересекал мост, забегал в парк на левом берегу и останавливался на пирсе возле «Меридиана». Возвращаясь обратно на правый берег на лодке, дома принимал душ и, заряженный пробежкой, шел на работу.

Мне нравилось бегать вдоль реки. С детства люблю воду. В Питере, когда мы там жили, я все свободное время проводил на набережных. Черт их дернул увезти нас с Никитосом в Эмираты. Дубай, конечно, прекрасен, но по улицам не побегаешь, особенно летом. Жара такая, что убиться хочется. Хорошо, что я оттуда свалил.

Я пробежал через сосновый сквер и свернул на мост. Широкий, на четыре полосы в одну сторону, с двумя дорожками: для пешеходов и велосипедистов. Мой любимый отрезок маршрута. Под ногами мост, под ним река. Если смотреть в стороны и дальше, поверх крыш домов, кажется, что паришь над водой. Только ты, река, пульс в аэробной зоне и музыка в ушах – чистый кайф!