Возьми меня… сожми в комочек и высоси мою влагу… тебе сразу станет легче.

Томик подлез Мэри под руку и принялся бодать ее головой.

Даже не думай!

– Томик… уйди… я чуть-чуть, – если на этой планете и есть самое засушливое место, то это во рту у Мэри. Она встретилась взглядом с Томиком и увидела в его глазах свое измученное отражение.

Если тебе страшно, больно или холодно – говори сразу.

– Мне холодно. Мне больно. Мне страшно.

Не каждый сюда решается попасть и учиться чему-то.

Томик прижался к ее груди, согревая своим дыханием и подталкивая ее головой вверх, чтобы девочка встала.

– Ты моя семья и ты же никогда не оставишь меня, правда? – Мэри поцеловала пса в макушку и встала.

Часы показывали 15:42. Мэри прошла еще несколько километров, но нигде не было видно места, которое бы сгодилось для ночлега. Солнце клонилось к закату. Огромные заснеженные горы с крутыми склонами были далеко-далеко, но из-за своей массивности казались вблизи нескольких километров. Безумно красивые, как и сама тайга, которая казалась такой холодной, такой величественной. И беспощадной.

Вода… вода… пить. НЕЛЬЗЯ.

Можно было приложить усилия и построить огромный сугроб, вырыть в нем проход, залезть туда с Томиком, заткнуть выход чем-нибудь и дышать горячим воздухом долго-долго. Это может помочь, да вот только не в нынешнем положении. Мэри не сможет и окунуть свои руки в сугроб, не то, что строить снежный шалаш. Она ощущала их все меньше.

Не бойся. Ты не потеряешь руки. Ты умная. Что-нибудь придумаешь.

ДЕЛАЙТЕ ВАШИ СТАВКИ, ДАМЫ И ГОСПОДА. НАША ЛОШАДКА ПОПЛЫЛА! ДЕЛАЙТЕ СТАВКИ, СКОЛЬКО ОНА ЕЩЕ ПРОДЕРЖИТСЯ! Я СТАВЛЮ НА ЧАСИК-ПОЛТОРА АХАХАХ! У НАШЕЙ ЛОШАДКИ СЛОМАЛИСЬ ВСЕ НОЖКИ, НАША ЛОШАДКА ИЗДОХЛА!

– Останутся рожки без ножек, да? – прошептала Мэри, выпуская горячий пар изо рта и, превозмогая усталость, двинулась дальше.

Спустя еще час Мэри ощутила себя как на раскаленной сковороде. После безумного холода ей стало невыносимо жарко. Снять что ли куртку с шапкой? Она хотела стянуть с себя «варежки», но пальцы не сгибались. Или сгибались – она их не чувствовала. Мэри неожиданно рассмеялась. Смех ее становился все громче и в итоге превратился в свистящий хрип.

– Какая же тут у вас жара… – руки повисли, как шланги, и девочка брела вперед, даже не глядя перед собой. Если она обо что-то споткнется и рухнет, то точно больше не встанет. Рядом прыгал Томик, останавливался перед ней и лаял, пытаясь привлечь внимание хозяйки, чтобы та не потеряла сознание. Мэри все шла вперед, сгорая от жары. Пройдя десятки километров по сугробам в такой холод, организм сам начал вырабатывать энергию, чтобы согреть и спасти тело. И хватило этой подзарядки ненадолго.

Спустя еще полчаса батарейки сели.

Мэри сидела на снегу и смотрела вниз, покачиваясь из стороны в сторону и улыбаясь, как наркоман, принявший только что долгожданную дозу.

Совсем чуть-чуть… что в этом такого? Уже стемнело, дуреха, а ночлега у тебя нет. Неужели ты готова умереть, не проглотив хотя бы капельку воды?

Мэри медленно подхватила снег своей не сгибающейся ладонью в замерзшем носке и припала к нему губами, жадно поедая снег, комкая и высасывая из него воду. Томик лаял, рычал, но Мэри его не замечала.

Напившись, она почувствовала, как веки ее слипаются. Хитрюга Морфей уже не легонько касался ее головы – он с нежностью обнял ее, как обняла бы бабушка, увидев Мэри.

Снег… ты спас меня… ты такой мягкий и теплый… комфортный… накрой меня одеялом. Я просто усну.

Томик начал метаться и скакать рядом, рыча, лая, скуля. Он чувствовал, что теряет хозяйку. Она зависла в сидячем положении с закрытыми глазами, руки повисли.