Отец подтолкнул к нему через стол маленькую синюю бархатную коробочку.

– Что это? – насторожился Теодор.

– Это обручальное кольцо твоей бабушки, которое подарил ей мой отец. Упокой, Господи, его душу.

Теодор подошел к столу и взял коробочку. Открыв еe, он увидел знакомое кольцо с изумрудом и бриллиантом, и его тут же захлестнула волна любви. Кольцо напомнило ему о счастливых временах: о том, как он сидел у нее на коленях, будучи совсем маленьким, о том, как в юности играл с ней в карты. Именно к ней он обращался за советом всякий раз, когда мир казался ему жестоким и несправедливым. Бабушка наставляла его на путь истинный и учила доверять самому себе. Как жаль, что ее сейчас не было рядом!

– Оно очень много для меня значит, – сказал он.

– Хорошо, – категорично ответил отец. – Бери его и отправляйся в Вентворт-хаус. Сделай все правильно, Теодор, пока можешь. Чем дольше ты будешь это откладывать, тем труднее будет заслужить ее прощение.

Теодор захлопнул коробочку:

– Боюсь, я не могу этого сделать, отец.

– Почему это, черт возьми?

– Потому что я хочу подарить это кольцо другой женщине, на которой собираюсь жениться.

В глазах отца вспыхнула ярость:

– Прошу прощения? У тебя кто-то есть? Кто? Скажи мне.

– Ее зовут Вивиан Хьюз, – прямо сказал Теодор, уперев руки в бока. – Она работает в министерстве снабжения и потрясающе поет. Я сделал ей предложение сегодня утром, и мы планируем пожениться как можно скорее.

Несколько долгих секунд отец молчал.

– Говоришь, работает в министерстве?

– Да.

– Из какой она семьи? Кто ее родители?

Теодор вздохнул: он знал, что его ответ станет переломным моментом этой беседы и превратит отца в разъяренного зверя.

– Ее мать была француженкой, из Бордо. Она умерла несколько лет назад. Ее отец – виноторговец. У него магазин в Ист-Энде.

Прижав руку к груди, граф обессиленно рухнул на стул.

Этого Теодор не ожидал. Он много раз становился свидетелем подобного рода конфронтаций между отцом и Генри, когда тот вынужден был признаться в каком-нибудь недостойном поступке. Отец никогда не садился. Напротив, он бросался вперед, огибал стол и одаривал Генри парой звонких пощечин. Он бил быстро, наотмашь, но дальше этого дело ни разу не заходило. Две пощечины, после которых Генри неизменно выставляли из комнаты.

Граф взмолился:

– Теодор… Скажи мне, что это дурацкий розыгрыш.

– Нет. Я люблю ее и собираюсь на ней жениться. Надеюсь, вы с мамой примете ее. Она хорошая. Я уверен, что, когда я представлю ее вам, вы поймете, почему я не мог ее отпустить.

Отец смотрел на него с ужасом:

– Представишь? Нет, я не стану с ней знакомиться и никогда не приму ее. Теодор, пойми: ты был предназначен дочери герцога. Ты опозорил нас, ты поступил в высшей степени непорядочно. Подобное можно было ожидать от Генри – но не от тебя.

– Мы с Кларой никогда ни о чем не уговаривались. Я не предлагал ей выйти за меня замуж. Но все вокруг строили такие планы.

– Да! Потому что ты мой сын и однажды вполне можешь стать графом.

Теодор покачал головой:

– Нет. Твой старший сын – Генри. Он твой наследник. Не я.

Откинувшись на спинку стула, отец горько усмехнулся:

– Виски рано загонит этого мальчишку в могилу – а может, он вообще закончит с ножом в спине, ввязавшись в какую-нибудь пьяную драку. Он уж точно вряд ли женится и обзаведется законными детьми. Однажды он сказал мне, что хочет лишить нашу семью наследника, просто чтобы досадить мне.

Теодор не питал особой любви к своенравному брату – у них никогда не было ничего общего, – но в этот момент он понимал желание Генри бросить отцу вызов. На самом деле Генри очень гордился собой: он сумел воплотить в жизнь все то, что отец ему предрекал.