Дом, где проживало семейство Надин, впечатлял размерами и величественным фасадом. Перед ним был разбит цветник, террасами спускающийся к реке, по другую сторону взору открывался широкий двор, который окружали липовые деревья.

На въездных воротах и на фасаде красовался фамильный герб. Прасковья Ивановна Желтухина была из старинного, знатного и богатого дворянского рода. В силу своей беспечности я не слишком старательно изучала ее генеалогическое древо, но матушка Надин очень гордилась своими корнями. Высокая, статная, она слыла чопорной дамой и строго соблюдала этикет, который впитала с молоком матери. Темно-русые волосы без малейшего намека на седину всегда были уложены в гладкую прическу. Даже дома она носила дорогие платья, но без всяких излишеств. Туго затянутый корсет подчеркивал ее стройный стан. Поведение Прасковьи Ивановны всегда было безупречным: она во всём подавала дочери пример и назидательно советовала никогда не забывать о своем происхождении… Девочка любила мать и тянулась к ней, несмотря на то, что та была строга. Надя гордилась ее родовитостью и стремилась во всём походить на матушку – и в выборе нарядов, и в манерах. Она с удовольствием училась этикету и строго следовала наставлениям маменьки, чем несказанно расстраивала отца, который не хотел видеть в ней чопорную барышню.

Папенька Надин, Василий Степанович, родился в семье помещика Ярославской губернии и воспитывался в Шляхетском кадетском корпусе. Вместе с моим отцом он начинал службу в лейб-гвардии Измайловском полку. В 1762 году, будучи премьер-майором, он под командованием братьев Орловых встал в ряды сторонников великой княгини Екатерины Алексеевны и принял деятельное участие в возведении ее на престол. За это он получил звание полковника. После ранения в Семилетней войне долго лежал в военном госпитале, а после ушел со службы.

Василий Степанович мечтал о сыне, а о дочери даже слышать не желал. Поговаривали, что, когда родилась Надин, ее отец был так опечален, что заперся в своей комнате и несколько недель кряду пил. На все просьбы жены покинуть добровольное заточение он отвечал руганью, обзывал ее обидными словами и обвинял во всех смертных грехах.

А виновата Прасковья Ивановна была лишь в том, что после замужества настояла на том, чтобы безродный Василий Степанович присоединился к старинному роду и взял фамилию жены: это было одно из условий ее согласия выйти замуж. Молодой и влюбленный Василий Степанович поспешно согласился, о чём впоследствии жалел, так как это сильно било по его самолюбию. Шло время, постепенно он смирился и с тем, что «пошел в примаки» к роду Желтухиных, и с рождением дочери. Но однажды, крепко выпив, запретил всем называть девочку родовым прозванием Прасковья, которое ей дали при крещении, и выбрал ей новое имя, Надежда. Оно быстро прижилось, да и самой малышке очень понравилось.

Василий Степанович воспитывал Надин в строгости и не скупился на затрещины и грубые слова, услышав которые, девочка могла упасть в обморок. Она была хрупкой, как статуэтка, с бледным личиком, мягкой и утонченной по натуре. То, что прививал отец, никогда ей не нравилось, но ослушаться его она попросту боялась. Часто плакала и обижалась на его выпады, жаловалась, что папа, как ей казалось, совсем ее не любит. Спартанское воспитание Василия Степановича не имело успеха. Надин отдалилась от папеньки, стараясь не расстраивать его, но как можно реже попадаться на глаза.

Прасковья Ивановна категорически отказалась рожать других детей. Возможно, у нее были какие-то проблемы со здоровьем, а может, имелись другие резоны. Она любила повторять, что у настоящей дамы из высшего общества должен быть только один ребенок, дабы не испортить безупречную фигуру.