– Наверное они ничего не могли заметить, – лицо Стаси стало азартным, хищным.

– Да всё там видно, дорога, тротуар, и у домишки с колоннами справа Мака лежит. Я плохо соображал, понял пока что одно – меня рядом с Макой не было! Торопился я к дальнему супермаркету, то есть гастроному-стекляшке, походил по нему, и даже помню, стащил с витрины у касс жвачку и батончик с кокосом – алиби мне нужно было железное, впрочем, я тогда такого слова не знал, но чувствовал, что нужно доказательство нахождения в другом месте. Уверенно я тащил у кассы. И как назло никто не заметил! Я так хотел, чтобы меня поймали как вора, брал с полки просто внаглую. Ещё надеясь на лучшую судьбу, вышел во «вход», будто ничего не купил. И опять никто на меня не обратил внимание. Был праздничный воскресный день.

– Я только одного не пойму: как ты мог не запомнить, восьмое марта или двадцать третье февраля? – «прорезалась» Стася.

– Веришь, Стась. Столько времени прошло, наверняка сейчас не скажу, но склоняюсь к Восьмому. Раньше помнил – сейчас начал рассказывать и засомневался давно случилось-то.

– Цветы-то были или нет? Как можно перепутать?

– У нас на двадцать третье цветов больше, чем на восьмое. У нас же рядом городом военный городок. Армия – святое. Там не буду объяснять почему, там у меня просто много событий, связанных с этими праздниками, одно на другое наложилось. Мозг с нами иногда играет злые шутки. Я вот об этом как раз хочу рассказать. – Корней объяснял по-доброму, но в конце как с цепи сорвался и рявкнул: – Не перебивай меня!

– Да молчу, молчу, прости, – Стася прикинулась обиженной и чересчур громко всхлипнула – лица её в полумраке гирлянд и ставших редкими вспышек петард казалось загадочным, нереальным.

– Ты же бросил травмированного кузена! – Инесса не смогла промолчать.

– Да понятно, я бросил, раз возможность была. А так бы на меня навесили, что это я льдину с крыши двинул.

– Не пори ерунду. Никто бы тебя не обвинил, – Стася снова заспорила.

– Ага. Не обвинили. Ты представить не можешь, как бы у меня выспрашивали, как мучили. А я и сам себя мучил. Я слышал грохот, видел, как льдина поехала, я бы мог окликнуть Маку, броситься к нему, оттолкнуть.

– И сам попасть под неё.

– Я не специально. Я реально затормозил. Вот стоял и смотрел. Ничего не сделал, и не жалею. Иногда, чтобы убить человека, надо просто ничего не делать.

Инесса с самого начала, как увидела нервность Корнея, решила отнестись ко всему как к фильму, вроде бы не на самом деле; слышать про то, что Корней бросил своего брата – просто дичь. Если предположить, представить, что у них здесь театр, театр одного актёра, то придётся констатировать: Стася не может без ролей, да и у Инессы тоже опыт в сфере лицедейства. Лицедейства не на сцене, а в жизни. Пусть в этом году они со Стасей статисты, слушатели, зрители. В следующем году всё изменится. Хорошо, что мой черёд не скоро, подумала тогда Инесса, через два года. Да: по-хорошему, они все актёры по жизни, да и все люди актёры, как сказал кто-то из великих.

– Да, я не крикнул и не бросился его отталкивать. Верите или нет, в то мгновение, когда льдина-то сползала с крыши и летела, в ту секунду поймал себя на том, что летит и пусть летит на Маку, на его наглую тупую тыкву, понимаете вы или нет весь накал моих мучений?!

– Да не мог ты за секунду подумать. Это только образ такой, что вся жизнь проскакивает за секунду. Да и вряд ли секунда. Сначала треск, скрип, а потом – рух!—и жизни нет.

– Может, и не думал. Но потом мне так стало казаться, – Корней не доказывал с жаром. Его лицо снова озарялась разными цветами – вспыхивали салюты совсем недалеко. – Ты откуда знаешь, что не думал?