– Да. Согласна. Врагов тоже нет. Но денег-то осталось до Нового года, ты же знаешь, я экономить не привыкла. У Инессы занятия по танцам платные, то ей купи, это, продукты. – Снова долгое молчание. – Ты знаешь, у меня такое состояние, руки не поднимаются, вообще шить расхотелось. И жить. Так что, если что… Сейчас подожди…

Инесса сразу догадалась, что мама хочет проверить, спит ли Инесса, не подслушивает. Инесса почти всегда «обхитривала» маму, и в этот раз она молнией, но бесшумной молнией!, бросилась в постель в своей детской. Пока мама шла из одной комнаты в другую, Инесса в полсекунды замерла под одеялом. Мама закрыла дверь плотно, а Инесса не рискнула подслушивать дальше. Сначала она решила, что полежит какое-то время и пойдёт в туалет, но заснула до утра и ей приснились страшные-нестрашные чудища со стены в ледовом дворце, которые во сне были почему-то полупрозрачными.

Когда выпал снег, мама перестала смотреть мультики с дочкой. Уставится на кухне в телевизор и взрослую ерунду смотрит, всё подряд, про обычную жизнь. Они по-прежнему много гуляли, мама катила Инессу на снегокате, но с каждым днём всё медленнее. После прогулки обязательно заходили «заодно уж» в магазин – нет чтобы на горке подольше побыть! Мама стала брать разное «пакеточное» – бросить в ковшик, заварить кипятком, – перестала мама готовить. Инесса забыла, когда мама ела последний раз, она садилась с Инессой за стол, смотрела в окно и только пила, плюхнув в чашку чернильного чая большущую ложку песка, иногда мама молча плакала; глядя в окно, предательские слизывала слёзы, когда они скатывались по щекам к уголкам рта. Один раз мама перепутала и насыпала сахар-песок во фруктовый чай дочери. Чтобы не расстраивать маму, Инесса давилась, но пила.

Инесса томилась и скучала, качаясь на скрипящих качелях перед подъездом, с малолетства она привыкла быть в саду: в садике много людей, а сейчас – два раза в неделю танцы, раз – ритмика, редкие в дневное время ровесники на детской площадке. На занятиях пообщаться-поболтать-послушать удавалось исключительно в раздевалке. Как назло дома сломалась магнитола, Инесса просила у мамы новую магнитолу и новые аудиодиски – в книжном магазине яркие обложки дисков так и манили. Мама не отвечала Инессе, она всё чаще ложилась на диван и лежала. Той первой шайбовской осенью Инесса привыкла смотреть на дальний лес. Их высотка на пригорке, если отойти от качелей, от детской площадки подальше (пусть мама и не разрешала), и ещё дальше за хоккейную коробку – внизу парк, вдали за парком маячил лес, он поднимался ярусами. Инессе мерещилась в том лесу здание. Многоэтажный терем как в мультике про кошкин дом. На самом деле, если приглядеться, просто лиственницы облетали, от ветра колыхались верхушки и получалось как бы видение. Инесса ежедневно старалась наблюдать за дальним лесом. Ей даже стало казаться, когда лиственные опали и больше не рябили, что терем видится ярче. Никто никогда не говорил о тереме в лесу. Инесса спрашивала и у Галины Мурмановны, и у мамы, и даже на хорео рассказывала девочкам. Все говорили – бредовое воображение.

Так прошла осень, снежно-мягкий молодой ноябрь под конец сменился сыпучим морозным колким ледяным снегом, снеговики больше не лепились – снова скукота. Но в самом конце года маме пришлось-таки пошевелиться – надо было одеть Инессу в синюю юбку на праздник – так сказали на ритмике, и мама села за машинку. Белую водолазку купили на вырост – маленькие размеры были раскуплены и на рынке, и в магазине, рукава и низ водолазки мама подшила вручную, а юбочка как обычно оказалась самая красивая.