Профессор Сильвани опустила свой взгляд в окуляры электронного микроскопа, где на предметном столике в чашке Петри происходило развитие образца и его деление.

– Ну, как? – с нетерпением спросил Кристоф, застывший рядом с Паскуалиной, продолжавшей наблюдать за образцом.

Профессор Сильвани оторвала свой взгляд от микроскопа и достала из кармана белого халата блокнот. Стянув с него резинку, она стала одержимо листать страницы. Её внимательный взгляд искал одну из собственных записей, где было описано нечто подобное, но только на бумаге.

– Вот! Эту гипотезу я описала позавчера ночью, когда не спалось! – ответила Паскуалина ткнув указательный палец правой руки в запись блокнота.

Профессор Штреллер опустил свой взгляд на рукописную страницу, где помимо записи был схематический рисунок-предположение.

– Что же ты мне вчера про это не рассказала?

– Видимо, выпало из головы, – присев на стульчик рядом со столом, добавила профессор Сильвани.

– Мы, похоже, сделали главный шаг на пути к конечной цели. Может быть, научная-фантастика скоро получит реальную физическую оболочку!

– Нужно попробовать, но перед этим, всё попытаться до конца просчитать. Сколько у нас яйцеклеток в хранилище?

– Достаточно, но мы можем собрать ещё через некоторое время, – сосредоточенно, ответил Кристоф, представляя в своём воображении, как будет творить эту неизведанную и загадочную для мира жизнь.

– Что ж! Стоит попытаться! В нашем распоряжении оказались лишь малая часть материалов с опытами нацистов. Доктор Менгеле не мог знать, что станет с его трудами после взятия Берлина в 1945 году. Часть их осела в Швейцарии и эти бумаги сейчас в нашем распоряжении. Американцам и русским тоже достались эти материалы. Кое-какие из них тоже сейчас в нашем распоряжение.

– Мы их все изучили давным-давно от начала и до конца. Не могу сказать, что мне эти материалы как-то или в чём-то помогли, но определённую роль сыграли, – присев на стульчик, произнёс профессор Штреллер, задумчиво смотря на штатив с пробирками, где находилась культура, готовая к отправлению в термостат для дальнейшего роста.

– Решено, Кристоф! Сделаем первые пробные образцы и, если они получатся, то сразу же пересадим суррогатным матерям.

– Ох, и далеко нас заведёт наука, Паскуалина!

– Всё, как всегда! Сначала распнут, заклеймят, а время всё откорректирует на свой лад, – встав со стульчика, произнесла профессор Сильвани и закрыла свой блокнот, перетянув резинкой. Она сунула его в карман белого халата и задумчиво бросила взгляд на штатив с пробирками.

– Твой оптимизм меня порой пугает!

– Без страха не совершается ни одно научное открытие, Кристоф! Тебе это известно не меньше, чем мне. Завтра общий консилиум, где мы обсудим стратегию и задачи исследования.

– Как скажешь! Ты у нас главная! Руководить должны молодые. У них есть силы взять на себя это бремя, а старики должны разбавлять сумасшедшие идеи трезвостью своего опыта.

– Хорошо сказано, Кристоф! Чао! – добавила Паскуалина и покинула лабораторию. Она прошла к лифту и нажала на кнопку вызова. Впереди ещё было несколько часов аналитической работы и долгожданная чашка с крепким кофе…

Профессор Сильвани чувствовала, что витает где-то далеко в облаках, несмотря на то что уже завтра наступит возможный «день X». Сомневаться в своей компетентности и знаниях профессора Штреллера, одного из законодателей в научном мире генетики и специалисту по генетическим заболеваниям, не имело никакого смысла. Кристоф был учёным от Бога, хотя сама по себе генетика, едва ли была богоугодной наукой. В средние века и эпоху Возрождения за подобные открытия и обоснования законов могли сжечь на костре инквизиции. Позже, произойдёт непостижимое: законы наследования откроет человек, носивший сутану. Так появятся три закона Менделя, но до дальнейшего прорыва в генетике пройдёт много времени. Взлёты и падения, как всегда, станут двигателем научной мысли, а бобовую культуру сменят более сложные образцы.