А здесь в Ярославе впервые боролись мужчина и самец. Первый говорил: «Что-то не то мы задумали. Нельзя пользоваться ее беззащитностью». Второй пер буром: «А для чего же они тогда, девчонки? Будешь сопли жевать – опять ничего не получится, и эта нимфа снова ускользнет из твоих объятий! Ты хочешь, чтобы она досталась другому? Ты мужик или нет?! Не дрейфь! Все получится. Все будет нормально. Ну, ты что же – в конце концов? Совсем никакой?»

Он опять посмотрел на Олесю, теперь уже как охотник смотрит на ничего пока не подозревающую добычу. Девушка заметно смутилась под его этим откровенно-настойчивым взглядом, однако было видно, что его внимание ей лестно. Ярослав приободрился.

Расположились на теперь уже знакомой поляне. Копна душистого свежего сена тоже была на месте. Олеся резала хлеб, и Ярослав снова не мог оторвать взгляда от гладких загорелых коленок под легким светлым платьицем. Он будто бы не проживал все это снова, а участвовал в спектакле, где все движения и реплики расписаны и отрепетированы до мелочей.

Вот и первый тост «за знакомство». Все старательно исполняют свои роли. Вот и озорная улыбка Олеси с поднесенной к губам стопкой. А вот девушка уже ставит ее, почти полную, обратно на газету.

– Э, нет! Так дело не пойдет! – точно по сценарию вмешивается Олег. – Хотя бы один хороший глоточек – надо!

– Ты чего, Олеська? – произносит свою реплику Света. – Ну-ка, давай, без выпендриваний!

И вот карие глаза смущенно смотрят на Ярослава, словно прося защиты.

Пора.

Ваш выход, маэстро!

– Нехорошо обижать компанию друзей, – осуждающе покачал головой Ярослав.

И Олеся, как будто загипнотизированная его строгим взглядом, снова взяла стопку, и, доверчиво смотря Ярику прямо в глаза, выпила до дна.

– Вот это другое дело! – одобрительно кивнул он.

– Умница! – со своей стороны поддержал Олег. – А теперь слушайте анекдот!

Ярослав уже приготовился еще раз внимать байке про Петю и Борю, но друг неожиданно начал рассказывать что-то совсем другое, причем с украинским колоритом.

Олег, хотя и не имел большого запаса украинских слов, но произношением этого языка владел в совершенстве, потому что с раннего детства слышал его от бабушки-украинки. Не то, что, бывает, люди из центра или севера России наивно полагают, что, если в русских словах все «и» заменить на «ы», то как раз и получится украинская речь.

Или выучивают одну украинскую фразу и тулят ее к месту и не к месту, безбожно коверкая слова и лишая этот язык его самобытного смака. В анекдотах Олега к лексике, может быть, и можно было придраться, но для русских слушателей так было даже понятнее, а вот что касается произношения – тут и самый, что ни на есть, украинец позавидовал бы.

– Короче, Оксана потеряла девичью честь, – начал он.

Света испуганно глянула на рассказчика, дескать, что за тему ты подымаешь? Но того было уже не остановить:

– Да. Ну, мать, конечно, распекает ее, почем свет стоит: «Я ж тоби казала, що хлопци – воны ж таки и е! Казала?» «Ка-за-ла…» – плачет Оксана. «Що йим тилькы цэ и трэба! Казала?» «Ка-за-ла…» «А що гордой трэба буты, казала?» «Ка-за-ла…» «Що впыратыся трэба, казала?» Тут дочка начинает оправдываться: «Я впыралася!» «Як ты впыралася?» «Головою… в забор!»

Анекдот, хотя и вызвал смех, но это был, скорее, смех облегчения, что миновали опасную тему.

Когда после второго тоста «за присутствующих здесь дам» Света заинтересовалась этикеткой на бутылке, и Олег решил поведать историю портвейна, Ярослав подключился, небрежно продемонстрировав немалые познания в данном вопросе, чем поразил даже друга, который сам только недавно прочел все это в библиотечной подшивке журнала «Наука и жизнь».