Поднимаясь по ступеням почты, Лю Юэцзинь вдруг снова задержался. Он услышал родное наречие. Рядом с почтой, за ящиком для писем, примостился мужичок лет пятидесяти, который зарабатывал уличным пением и игрой на эрху[11]. Перед ним стояла фарфоровая плошка с мелочью. Нет ничего зазорного в том, что человек живет за счет своего искусства, но этот товарищ, будучи хэнаньцем, пытался на своем наречии воспроизвести популярный хит «Дар любви». Фальшивя на своем инструменте, он искажал всю мелодию, и вместо песни выходило нечто похожее на предсмертный поросячий визг. Лю Юэцзиня это покоробило. Доведись ему услышать такое в обычный день, он бы и внимания не обратил, но успех последних двух дней так вскружил ему голову, что пройти мимо он уже не мог. Совать нос в чужие дела дозволено не всем. Если кто-то сильнее тебя, то совать нос в его дела не стоит, если же наоборот, то можно и выпендриться. Хотя Лю Юэцзинь работал обычным поваром на стройке, в сравнении с уличным музыкантом он мнил себя статусом повыше. Тот факт, что музыкант был хэнаньцем, тоже придавал Лю Юэцзиню смелости, поэтому он развернулся и, спустившись со ступеней, оказался перед почтовым ящиком. Мужичок, закрыв глаза, все еще предавался пению, тогда Лю Юэцзинь выкрикнул прямо у него над головой:

– Погоди-погоди, поговорить надо!

Мужичок, весь отдавшийся пению, от неожиданности вздрогнул. Решив, что перед ним страж порядка, он тут же прекратил игру и открыл глаза. Однако, увидав перед собой Лю Юэцзиня без формы, он, не церемонясь, огрызнулся:

– Чего надо?

– Что это за песня?

– «Дар любви», – только и ответил музыкант.

– Ты хэнанец?

Мужичок задрал голову:

– Хэнанец кому-то помешал?

– Помешал. Ты сам себя послушай – есть хоть одно место в этой песне, которое ты не сфальшивил? Ладно бы, если только себя позорил, но когда за тобой все хэнаньцы – это уже не дело.

Мужичок все еще упорствовал:

– Ты кто такой? Какое твое дело?

В ответ Лю Юэцзинь показал на стройплощадку вдали:

– Видал? Вон те здания строю я.

Разумеется, Лю Юэцзиня несколько занесло, но в каком-то смысле можно было сказать и так. Вдали возвышалось сразу несколько наполовину построенных зданий будущего делового центра. И пусть даже Лю Юэцзинь не строил ни одно из них, зато он кормил строителей. С одной стороны, Лю Юэцзиня можно было воспринимать как начальника стройки, а с другой – как простого сезонного рабочего. Однако он не относился ни к первым, ни ко вторым, поскольку работал поваром. Но и как повара его тоже можно было воспринимать по-разному. По крайней мере, интонация Лю Юэцзиня внушила мужичку уважение. Заметив на Лю Юэцзине костюм с галстуком впридачу, он принял его за начальника стройки. Осознав его могущество относительно себя, музыкант несколько стушевался.

– У себя в Хэнани я исполнял под музыку сказы.

– Так и продолжай их исполнять.

– Пробовал, никто их не слушает, – обиженно ответил музыкант.

Тогда Лю Юэцзинь вытащил из висевшей на поясе сумки монетку и, бросив ее в фарфоровую плошку сказал:

– Я послушаю.

Мужичок проследил глазами за монеткой, завертевшейся на дне, потом посмотрел на Лю Юэцзиня, подкрутил струны, настроился на новый лад и стал исполнять один из хэнаньских сказов. Это была история под названием «Сестрица Ван скучает о муже». В отличие от исполнения известного хита, на этот раз голос музыканта звучал приятно и мелодично. И если еще какое-то время назад перед ним не стояло ни одного слушателя, то теперь его окружило несколько человек. Однако люди собрались вовсе не для того, чтобы послушать хэнаньские сказы, их просто-напросто привлекла перепалка двух хэнаньцев. Но музыкант принял все на свой счет, поэтому стал стараться с удвоенной силой: закрыл глаза, вытянул шею и заголосил за сестрицу Ван так, что у него вздулись вены. Лю Юэцзинь, почувствовав себя хозяином положения, стал самодовольно оглядываться по сторонам. У газетного киоска в толпе прохожих стоял человек с газетой в руках. Заметив оживление около Лю Юэцзиня, он тоже стал посматривать в ту сторону. Тут их взгляды встретились; найдя ситуацию забавной, человек улыбнулся, Лю Юэцзинь тоже ответил ему улыбкой. Тогда человек отложил газету и присоединился к толпе слушателей, встав прямо позади Лю Юэцзиня. Что там пел музыкант на своем хэнаньском наречии, никто не понимал. Самому Лю Юэцзиню приходилось слышать эту историю у себя в деревне; он очень проникся этим исполнением, а потому тоже закрыл глаза и целиком отдался своим чувствам. Вдруг Лю Юэцзинь уловил какое-то мимолетное движение вокруг своей талии, но не придал этому значения. Но что-то его все-таки насторожило: он открыл глаза, похлопал себя по поясу и тут же обнаружил пропажу. Оказывается, вставший позади него человек ловко срезал ремешок на его поясной сумке и дал деру. Надо было срочно действовать, но вор, вырвавшись из кольца зевак, уже успел убежать. Поскольку все это произошло в одно мгновение, первое, что сделал Лю Юэцзинь – закричал: «Держи вора!» Выйдя из ступора, он пустился в погоню. Но вор был явно профессионалом: вместо того, чтобы убегать вдоль прямой улицы, он выбрал окольный путь через почтовые задворки, после чего нырнул на вещевой рынок. Этот рынок, по сути, представлял собой целый склад, и пусть он занимал лишь небольшой переулок, продавали здесь брендовую одежду. Бренды хоть и были липовыми, зато цена всех устраивала, поэтому торговля здесь шла очень бойко. Среди мелких и крупных покупателей было много русских. Когда Лю Юэцзинь, добежав до рынка, стал сновать между прилавками и покупателями, вор уже растворился в толпе.