Я дернулся, отшатнулся от нее. Резко – она даже вскрикнула.

– Нет! – закричал я в ужасе, сгибаясь в судороге.

Я знал, что не смогу. Незыблемая уверенность пригвоздила меня к земле, не давая пойти на поводу у силы, тянущей меня к дереву. Меня разрывало пополам. Я заметил гримасу ужаса на лице девчонки, она всплеснула руками, будто заслоняясь, отступила и бросилась бежать. Я упал на колени, в грязь, в слякоть, лишь бы не пойти следом. Сжал кулаки – только не поползти за ней. Накатила дурнота, виски сдавило.

Из последних сил я поднял голову, попытался сориентироваться. Дом недалеко. Нужно спрятаться, забиться в нору, запереться. Девчушка скрылась в темноте, повернула куда-то, слепящее алое сияние дерева больше не било мне в глаза. Давление пошло на убыль.

Подняться удалось не сразу. Я побрел, обдирая плечом стену дома, трясясь как припадочный. Снова стал различать лица, они шарахались от меня, пугались взгляда. Черные тени мелькали передо мной. Стена кончилась, я чуть не упал. Понял, что надо свернуть. Начало лихорадить, бросало то в жар, то в холод. Что-то текло по лицу, заливая глаза.

Вроде бы уже дверь. Да, лестница. Створки лифта, огонек вызова. Захотелось зажмуриться, настолько показался ярким.

Долго шарил по карманам в поисках ключей. Совершенно забыл, какими они должны быть на ощупь. Зазвенело, забренчало – наверное они. Упал на коврик, чуть не носом искал замок, тыкался в него наугад. Хуже, чем пьяный – скорее, дикий зверь.

Снова накатила жара. Я уже в квартире, щелкнул замок. Нужно освежиться, нестерпимо жарко. Дверь в ванную – вот она, совсем близко, всего пара шагов, только нужно попасть в проем.

Откуда в ванной окно? Какие-то мутные пятна плавают с той стороны, пульсируют, сбиваются в кучу. Большое бледное, два темных поменьше. Лицо? Откуда за окном лицо? Я попробовал вглядеться, повел перед собой рукой. Послышался звон, треск, что-то разбилось, покатилось.

Чуть позади бледного пятна, но странным образом не заслоняясь им, возникло слабое свечение. Тоненькая дымчатая струйка зазмеилась вверх, расширилась, в ней появилась желтизна. Краски стали сочнее, ярче. Желтая полоска пустила побеги, они тоже начали ветвиться, с каждым разом утоньшаясь. По веточкам рассыпались оранжевые бусинки, раскрылись, растопырились листочки, как язычки пламени. Крона раздулась пышным куполом, заколыхалась от неосязаемого ветерка. На самой вершине родилась красная искорка. Бутон вырос в считанные мгновения, лопнул, распахнулся багровой резной чашей. Лепестки набухли, отяжелели.

Я таращился в немом восторге на это чудо, а в голове уже кричал голос. Тот самый, что почти все делает за меня, оставляя мне только самое простое – сказать слово, пошевелить рукой. И я уже знал, что нужно сделать сейчас.

Нужно просто улыбнуться.

«Димка, все-таки, козел, – думал он, стоя в толпе на платформе метро. – Сначала доверить такое дело раздолбаям, а потом говорить – где мои деньги?!»

Кольцевая вращалась, как ни в чем ни бывало, разбрасывала людей по окраинам, как гончарный круг – ошметки глины. Он протиснулся в скрежещущий, кряхтящий дверной проем и завис в полуметре над полом, зажатый, словно конфета в кулаке у ребенка. Жарко невыносимо, сейчас расплавится.

Мысли о работе все лезли и лезли в голову, этакие настырные муравьи на блюдце с вареньем. Надо что-то сделать, переключиться, отвлечься. С трудом просунул руку вверх, дотянулся до регулятора громкости. Pink Floyd затопил мозг, он всегда включал The Division Bell по пути домой. Осталось только закрыть глаза и отрешиться от толчеи, от пинков, от гримас.