Девочка осторожно ступала по каменной дорожке. Всюду её окружали надгробия: большие и маленькие, старые и новые, богатые и бедные, с портретами и без них. Рядом были одни лишь мертвецы; они обступили Мелиссу со всех сторон, будто угрожая раздавить. Ей даже казалось, что в ночной тиши ей слышатся голоса давно усопших людей. Могильная земля у неё под ногами, жирная и влажная, противно липла к ботинкам. Мелисса брезгливо тряхнула ногой в воздухе, и крошечные чёрные комочки мгновенно пристыли к выщербленным каменным плитам.

Дядя лавировал между надгробиями по хорошо знакомой ей тропе. Мелисса мгновенно вычислила среди всех прочих могил памятники её родителям. Лилия и Алекс Смирзес. Их мемориальные плиты, сделанные из гранита, блестели, как новые, хотя прошло уже десять лет со дня их смерти. Место их вечного успокоения огораживал невысокий чугунный забор. Девочка заметила внутри небольшого пятачка засохшие венки, принесённые ею ещё в конце августа. Похоже, кто-то убирался на могилах родителей, пока её не было: острый глаз Мелиссы не заметил ни грязи, ни пыли на плитах, которыми был выложен квадрат внутри заграждения.

Дядя прошёл мимо могил и ненадолго остановился. Его рука нежно похлопала по верхней части одну плиту. Затем другую.

– Здравствуй, Лилия. Здравствуй, Алекс. Это тоже вам. Мы вас не забываем.

Мелисса только обратила внимание, что Эстелл, оказывается, нёс в руках траурные венки. Засохшие цветы отправились в мусорный контейнер, а дядя продолжил путь, будто он приходил вовсе не к своим друзьям. Девочка удивлённо округлила глаза. И, хотя велико было её желание остаться у могил родителей и поговорить с ними, стремление разгадать дядин секрет пересилило. Она провела рукой по холодному граниту и шепнула:

– Мам, пап, я вернусь. Честно, я вернусь ещё.

А фигура Эстелла в чёрном плаще уже мелькала в самом конце кладбища. Мелисса, прячась за деревьями, пустилась вдогонку. Она нерешительно остановилась, укрывшись позади огромной мемориальной плиты какого-то Шеннона Мэллоя, наверняка родственника Барбары Мэллой. Дядя стоял на коленях возле одинокого камня, над которым высилась каменная скульптура ангела с распростёртыми руками, обняв постамент, как лучшего друга. Ей показалось, или… или он плакал? Бертрам что-то говорил, но так тихо, что Мелисса не могла разобрать ни единого слова. Она тихонько подошла к дяде сзади, метнувшись в спасительную тень плакучей ивы. Отсюда ей было слышно каждое слово, произнесённое Эстеллом.

– Джинни, вот и я, – шептал он. – Ты скучала? Я – да. Все эти годы я по тебе тоскую. Надеюсь, ты простила меня за то, что было четырнадцать лет назад. Хотя я не простил бы. Я был… я не знаю, как себя назвать. Мне до сих пор стыдно за все те глупости, что я натворил! Если бы я не был таким эгоцентричным дураком, ты была бы сейчас рядом. Знаешь, я начинаю думать, не стоит ли рассказать Мелиссе о нас. Я уверен, ты не была бы против. Нашу историю действительно стоит послушать, правда, Джинниэль? Надеюсь, там тебе хорошо. Лучше, чем со мной. Я был глуп и молод, Джинни, прости! Если ты меня слышишь, пожалуйста, перестань! Отпусти меня, наконец! Я четырнадцать лет страдал, мог бы и ещё; но надо жить, жить ради Мелиссы, а я не могу дать девочке свободы, когда вспоминаю о том, что сам натворил. Будь у нас с тобой ответственные родители, этого не случилось бы. Джинни, то, что произошло, это страшная ошибка. Это случилось из-за моего эгоизма, из-за моей глупости. Я боюсь, что с Мелиссой произойдёт такая же история. Найдётся молодой безответственный идиот наподобие меня. И девочка пострадает из-за него. Ты не станешь возражать, если она узнает правду? Ведь так и должно было случиться. Ей скоро будет четырнадцать, она уже превращается… да нет, она уже подросток, – оправился дядя, невесело усмехнувшись, – скоро она станет такой же, как и ты. Как и Лилия. И это тревожит меня. Ведь я никогда не умел по-настоящему хорошо обращаться с женщинами. Как прикажешь завоевать доверие девочки? Ведь я не отец… да и вряд ли я способен заменить Алекса. Джинни-Джинниэль, ты не поверишь, но я ни разу не женился. Ведь после тебя… после твоей смерти… Как я мог променять тебя на кого-то ещё? Я убил тебя, я виновен в твоей гибели. Как, после всего этого, возможно убедить себя в том, что ты способен стать хорошим отцом, если ты даже хорошим мужем не стал? Бертрам Эстелл в роли заботливого папы… Я не такой, как Ник, я не умею обращаться с детьми. Наверное, я слишком много времени провожу в корпорации, но я делаю это ради блага Мелиссы. Столько раз уже ей это объяснял, а она всё равно обижается и считает меня плохим опекуном… Может, она права, и я даже не способен вырастить ребёнка?