Дом и правда оказался внушительным: четыре этажа, огромный двор с бассейном метров в десять и идеальным газоном, всюду позолота и белый мрамор. Пожалуй, я и сама жила бы в таком, если бы мне хватало пафоса и идиотизма. С порога нас встретила огненно-рыжая красотка в длинном красном халате с мехом на рукавах и хмуро оглядела меня.

– И на кой черт нам эта неполноценная? Какая от неё польза без памяти? – фыркнула она.

– Милая, не будь стервой, – блондин прошел мимо и грязно шлепнул её по действительно сочной заднице, от чего она, вся воссияв, поспешила за ним.

– Мда, я и правда в ужасе, – тихо шепнула я Роме и поплелась за ними.

– Там в саду уже все подготовили. Могу попросить принести выпить. Сегодня жарко, – все лепетала Кошкина, семеня по следам своего возлюбленного.

Мы прошли через изящный холл, забитый трудящейся прислугой, в благоухающий сад. И как они добились, чтобы все так цвело уже в конце апреля? Мощеные камнем дорожки, невысокие деревья разных оттенков и целые поляны цветов. Розы, тюльпаны, нарциссы и…лилии? Я остановилась у небольшой клумбы и оглядела бутоны, – красные, белые, сиреневые. Ни одной розовой. Преследующие меня цветы были нежного, пудрового оттенка. Значит, они, к счастью, не отсюда.

Устроившись в беседке, мы погрузились в неловкое молчание. Лера продолжала пожирать меня взглядом, будто невзначай все сильнее продвигаясь с Ковалеву. Неужели, ревнует? Боится, что отниму? Ему же словно было абсолютно все равно. Он достал из кармана джинс железную коробочку с переливающейся надписью «макинтош» и зубами выудил из неё сигарету.

– Жига есть? – он глянул на Рому.

– Есть, – недолго помявшись, ответил он и протянул зажигалку через стол.

– Ты разве куришь? – я удивлено посмотрела на него.

– Предпочитаю делать это в более подходящее время.

– Неужели сейчас не самый подходящий момент? Вы все сидите, как обиженки. Че мне еще делать? Любоваться вами? Цветочками? Неинтересно.

Тишину скрасили шипение сигареты и клубы красиво вьющегося дыма. Я невольно вдохнула поглубже, – на языке остался мягкий привкус табака. Что-то знакомое. Может, я тоже курила? Стало интересно, расстроится ли мама, если узнает.

Наконец, мужчина в смокинге вынес кувшин с ледяным лимонадом, и все вдруг оживились.

– Итак, у нас праздник для сирот, – задумчиво протянула рыжая, – сколько будет человек?

– Около тридцати детей, от пяти до пятнадцати лет. И гости, важные шишки. Неясно, сколько их, но не меньше пяти.

Ковалев потушил сигарету и, придвинув к себе большой лист бумаги, принялся грубо что-то вырисовывать:

– План такой, – на листе появились очертания какой-то палатки, – ставим шатер метров на двадцать, сцену, стулья. Мы с Лерой организуем концерт. С вас какие-нибудь активности, – он повернул рисунок в нашу сторону, и я разглядела среди описанного зала маленьких человечков в смешных костюмах.

Рома ткнул пальцем в одну из таких фигур, самую высокую:

– Это ведущий?

– Да, без него некому будет вытягивать деньги из спонсоров.

– Может, устроим детям арт-терапию, а потом соберем выставку рисунков? – добавила я, ожидая, что меня поднимут на смех. Но все лишь закивали и продолжили обсуждение.

Мне больше нечего было предложить, поэтому я разглядывала ребят, почти не слушая их. Кошкина и правда оказалась красоткой, но, кажется, полной дурой. Славе было все равно. Я ловила, как его рука опускается ей на бедро, как она расцветает и целует его в щеку. И, что самое неприятное, в эти моменты я ловила его взгляд на себе. Но понять, с кем именно из нас он играет, не могла.

Лишь повернувшись к Роме, я заметила, что что-то идет не так, и снова вникла в разговор.