Если при нашей первой встрече он поразил меня неуверенностью в себе, то теперь он и вовсе походил на загнанную дичь. Он влетел в мою комнату с таким видом, будто за ним гонится стая гончих псов. Плюхнувшись со всего размаха в кресло, он обхватил голову руками и простонал:

– Что мне делать, Таня?

Ей-Богу, я не знала, что ему делать. Можно было, конечно, отсоветовать ему обратиться к трудам классиков с попыткой найти там ответ. Но, как я поняла из уроков литературы, классики и сами особенно не знали толком, что делать. А вечный совет моей бабушки, что надо «снять штаны и бегать», был несколько неуместен в свете происходящих вокруг нас событий.

Поэтому мне не оставалось ничего, кроме как пожать плечами и участливо поинтересоваться, что случилось с моим гостем такого, чего он никак не мог предвидеть.

– Она обвиняет меня в том, что я убил Михаила, – простонал он, не отнимая от лица рук, – она считает, что я задавил его. Понимаете?

Я поняла. Ситуация действительно выглядела отвратительной. Тем более что он вполне мог быть подозреваем в этом.

Во-первых, он запросто мог проследовать за нами и, подождав некоторое время, нанести удар. Поскольку у него имелся мотив, то вполне логично было заподозрить его в убийстве.

Во-вторых… Впрочем, все предположения разбивались об одно доказательство его невиновности – он знал, что за его женой следят. А это значило, что если бы он и хотел убить, не стал бы вызывать меня, а выследил бы все один, зачем ему лишние свидетели?

Человек, сбивший Михаила, не знал, что их видят. В состоянии аффекта он тоже не находился, так как все было рассчитано до мелочей. И выполнено с таким самообладанием, что оставалось только позавидовать.

Кажется, он плакал. Тихонечко и по-детски. Вернее, по-щенячьи поскуливая. Я сделала вид, что не заметила этого.

– Извините, – прошептал он, – просто столько всего навалилось…

– Ничего, – кивнула я ему ободряюще, – только нам с вами некогда заниматься плачем Ярославны. Давайте постараемся все проанализировать.

– Хорошо, – сказал он. – Вы ведь мне поможете, Таня?

Ну что я могла поделать? Передо мной сидел отчаявшийся, постаревший человек, и, как ни крути, помочь ему могла только я – мне пришлось согласиться на дальнейшее расследование.

Конечно, первым делом я попыталась связаться с Алиной. После моих долгих телефонных уговоров она все-таки разрешила мне приехать. Чернецов поведал ей, что нанял меня для расследования. Это было глупостью с его стороны, поскольку Алина была довольно умной и быстро смекнула, что именно я и являюсь той «сволочью», которая подглядывала за ней в дверную щелку по просьбе ее мужа.

Вполне естественно, что я не вызвала у нее симпатии. Холодная приветливость Алины убивала наповал, выглядело это примерно так: «Я, конечно, поговорю с вами из вежливости, но не рассчитывайте на многое».

Я сделала несколько попыток добиться хоть какого-то контакта, но все было тщетно. Фактически Алинино поведение говорило об отказе разговаривать. На все интересующие меня вопросы она или отвечала, сжав зубы, односложно и не очень внятно, или просто пожимала плечами. Наконец ей прискучила эта игра, и она совершенно невежливо встала, всем видом показывая мне, что аудиенция закончена.

И все-таки мне удалось узнать пусть немного, но кое-что полезное. Во-первых, я узнала адрес жены Михаила. Во-вторых, крайне нелюбезно, но все-таки Алина сказала, что последнее время он чего-то очень опасался. Она даже рекомендовала ему обратиться к психоаналитику, но он сказал, что это здесь ни при чем – просто ранее он ввязался в историю… Тут он оборвал речь на полуслове, и больше они к этому не возвращались.