Я вижу перед собой печку. В темноте она выглядит темно-зеленой. Я закрываю глаза. Но печку видеть продолжаю. Она совершенно темно-зеленая. И все предметы в комнате темно-зеленые. Глаза у меня закрыты, но я моргаю не открывая глаз.
Человек продолжает моргать с закрытыми глазами, думаю я. Только спящий не моргает.
Я вижу свою комнату и вижу себя лежащего на кровати. Я покрыт одеялом почти с головой. Едва только торчит лицо.
В комнате все серого тона.
Это не цвет, это только схема цвета. Вещи загрунтованы для красок. Но краски сняты. Но эта скатерть на столе хоть и серая, а видно, что она на самом деле голубая, и этот карандаш хоть и серый, а на самом деле он желтый.
– Заснул, – слышу я голос.
<1931>
«Антон Гаврилович Немецкий…»
Антон Гаврилович Немецкий бегает в халате по комнате. Он размахивает коробочкой, показывает на нее пальцем и очень очень рад. Антон Гаврилович звонит в колокольчик, входит слуга и приносит кадку с землей. Ан. Гав. достает из коробочки боб и сажает его в кадку. Сам же А. Г. делает руками замечательные движения. Из кадки растет дерево.
<1931>
Одиннадцать утверждений Даниила Ивановича Хармса[1]
Предметы пропали.
Было: числовой ряд начинается с 2. Единица не число. Единица первое и единственное совершенство. Первое множество, первое число и первое отклонение от совершенства – это 2. (Пифагорова Единица).
Вообразим, что единица – первое число.
Новая единица подчиняется закону общих чисел. Закон чисел – закон масс (Хармсова Единица).
Закон единицы ложен – такого закона нет. Есть только закон масс.
Предмет обезоружен. Он стручок. Вооружена только куча.
Закон больших и малых чисел один. Разница только количественная.
И человек и слово и число подчинены одному Закону.
Новая человеческая мысль двинулась и потекла. Она стала текучей. Старая человеческая мысль говорит про новую, что она «тронулась». Вот почему для кого-то большевики сумасшедшие.
Один человек думает логически; много людей думают текуче.
Я хоть и один, а думаю текуче.
всё
18 марта 1930
Я пишу высокие стихи.
Мыр
Я говорил себе, что я вижу мир. Но весь мир был недоступен моему взгляду и я видел только части мира. И все что я видел я называл частями мира. И я наблюдал свойства этих частей и наблюдая свойства частей я делал науку. Я понимал, что есть умные свойства частей и есть не умные свойства в тех же частях. Я делил их и давал им имена. И в зависимости от их свойств, части мира были умные и не умные.
И были такие части мира, которые могли думать. И эти части смотрели на другие части и на меня. И все части были похожи друг на друга и я был похож на них. И я говорил с этими частями мира.
Я говорил: части гром.
Части говорили: пук времени.
Я говорил: Я тоже часть трех поворотов.
Части отвечали: Мы же маленькие точки.
И вдруг я перестал видеть их, а потом и другие части. И я испугался, что рухнет мир.
Но тут я понял, что я не вижу частей по отдельности, а вижу все зараз. Сначала я думал что это НИЧТО. Но потом понял, что это мир, а то что я видел раньше был не мир.
И я всегда знал, что такое мир, но что я видел раньше я не знаю и сейчас.
И когда части пропали, то их умные свойства перестали быть умными, и их не умные свойства перестали быть не умными. И весь мир перестал быть и умным и неумным.
Но только я понял, что я вижу мир, как я перестал его видеть. Я испугался, думая что мир рухнул. Но пока я так думал, я понял, что если бы рухнул мир, то я бы так уже не думал. И я смотрел ища мир, но не находил его.