– Мы хотим заявить о пропаже человека, – начал Гуннар, привлекая к окошку Мэрту, чтобы женщина за стеклом видела и ее тоже.

– Кто этот человек, о пропаже которого вы хотите заявить? – Улыбка на лице женщины сменилась выражением теплого участия.

«Она ведь ко всему привыкла на этой работе», – подумал Гуннар. Эта женщина, каждый день принимавшая такие заявления, просто не могла чувствовать глубину их отчаяния и, быть может, даже не воспринимала их горе всерьез.

Не снимая перчатки, Мэрта достала из сумочки фотографию и просунула в щель под стеклом. Этот снимок они выбирали вместе. Его сделал Гуннар в парке возле их дома в уппланском Весбю, на карусели. Она сидела с мальчиком на руках на деревянной лошади. Это был счастливый день. Ее глаза светились, и не только от солнца. В них отражалось то, что Гуннар называл божественным светом. Она никогда не была верующей – во всяком случае, не так, как он и Мэрта. Разве по-детски радовалась Рождеству и Пасхе, их совместным семейным праздникам. Но с детства любила, когда Гуннар говорил про божественный свет внутри ее. Гуннар надеялся, что женщина за стеклом тоже это разглядит. Поскольку тот, кто несет в себе божественный свет и вдобавок держит на руках такого мальчика, не может исчезнуть добровольно.

– Это наши внучка и правнук, – пояснил Гуннар. – Пару недель тому назад она собиралась на морскую прогулку, да вот так и не вернулась. А на днях мы узнали, что даже и не отправлялась. Исчезла около месяца тому назад. Линус, ее сын, все это время жил у нас. Он скучает по маме.

– У вас есть основания подозревать, что она могла исчезнуть по собственной воле? – спросила женщина.

Теперь, когда у нее между бровей залегла глубокая морщинка, сомнения Гуннара развеялись окончательно. Слава богу, она воспринимала их всерьез.

– Наверное, нам стоило бы поговорить с кем-нибудь из полицейских, – робко предложила Мэрта и покачнулась.

Гуннар инстинктивно подхватил жену под руку. Давление плюс стресс – не самая подходящая компания для игр.

Следующие несколько минут супруги ждали, а женщина разглядывала фотографию. Наконец она кивнула.

– Вам непременно нужно поговорить с кем-нибудь из полицейских. Сейчас я им позвоню. Как зовут вашу внучку?

– Тува, – ответил Гунар. – Ее зовут Тува.

По крайней мере, выглядел он не слишком брутально. Винсент остался доволен. Для его шоу очень важно, чтобы публика могла расслабиться. Даже более того, ему нужна вменяемая публика. Уверенная в себе, с чувством юмора. И гора мускулов со сложенными на груди руками на краю сцены меньше всего этому способствует. Хотя Умберто вряд ли имел возможность выбирать.

Винсент поздоровался с охранником, которого звали Ула.

– Она объявляется, когда я ухожу со сцены, – объяснил он. – Сам не понимаю, как это у нее получается, но она оказывается на сцене, уже когда опускают занавес. И потом проникает ко мне за кулисы.

– И чего она хочет? – спросил Ула.

Винсент пожал плечами, поднялся на сцену и занялся проверкой реквизита для сегодняшнего шоу.

– Я никогда с ней не разговаривал, – ответил он. – Работникам сцены ни разу не удавалось ее остановить. Они не заметили в ней никакой угрозы, но это ведь ничего не значит. Эта женщина ведет себя на редкость целеустремленно. На прошлой неделе я выступал в театре, где был установлен железный занавес, и ей все равно удалось пробраться. Больше всего я опасаюсь, что она испортит что-нибудь из реквизита. Или, чего доброго, пострадает сама.

Ула поднял бровь. Винсент поправил стопку кубиков Рубика и карточную колоду с изображениями знаменитых людей.