Ещё в Рудановске имеется судоремонтный завод и железнодорожные мастерские.

Вот, пожалуй, и вся основная городская промышленность.

Внизу находилась пристань, к ней вела мощёная серым булыжником скользкая мостовая. Там тоже кипела работа: катали бочки к складским помещениям, перетаскивали доставленные с другого берега грузы.

Я развернулся и пошёл назад.

Заглянул на городской рынок. Масштабы у него были, конечно, не такие, как в Петрограде и даже в губернской столице, но создалось впечатление, что здесь собралось полгорода, не меньше.

Толкучка, шум, перебранка…

На рынке же увидел подчинённых, которые, не зная, что на них внимательно смотрит их новый начальник, равнодушно мазнули по моей фигуре ленивым взглядом.

Глядя на одного из этих служителей закона, сердце обливалось кровью от боли за рабоче-крестьянскую милицию: гимнастёрка старенькая, застиранная, латанная-перелатанная. На ногах разбитые ботинки с серыми от въевшейся грязи обмотками.

Не надо сильно напрягаться, чтобы понять: обувь у постового давно просит манной каши, а у самого милиционера от хорошего питания, по меткому выражению, которое я впервые услышал от своей мамы: грудь – как у молодого петуха коленка. Торчат острые рёбра – порезаться можно.

Зато напарник его выглядел не в пример иначе: мордатый, плечистый. И одет пусть по-военному, но с иголочки. Сразу чувствуется, что норму витаминов и комбижиров товарищ получает в полном объёме, даже где-то чуточку сверху.

Дальше последовала безобразная сцена, после которой я чуть со стыда не сгорел за свою «армию».

Один из продавцов – не бог весть какой из себя Геракл – обычный мужик среднего телосложения, заспорил о чём-то с закутанной в шаль женщиной. Если я правильно понял, её обвесили, и она стала открыто упрекать торговца в обмане.

Тому явно было не с руки привлекать к себе лишнее внимание, и он быстро и весьма радикально решил проблему: взял и врезал женщине в солнечное сплетение.

Отдышавшись, гражданочка подошла к моим милиционерам и стала им жаловаться.

Худенький было дёрнулся, но напарник его притормозил.

– А ну погодь, Дорохов! Чего ты бабу какую-то слушаешь – она тебе с три короба набрешет! – Да, но как же… – попробовал объясниться милиционер, однако его товарищ и слушать ничего не желал:

– Будешь без меня дежурить – делай, что хочешь. А коли со мной в смену вышел – так знай, я Митрича в обидку не дам.

– Но ведь он обвесил гражданку!

– Мало ли что она натрепала. Митрич – человек порядочный. Своего не упустит, но и чужого не возьмёт. Охолонись, Дорохов!

Спорить с товарищем милиционер Дорохов не стал.

Меня страшно подмывало подойти к ним и устроить разборки на месте, но я всё же сдержался.

В принципе, ничего из ряда вон выходящего. Америки я не открыл. Тот, что поздоровее, явно на «подсосе» у этого Митрича, да и наверняка не только у него.

О серьёзной «крыше» речи явно не идёт, но определённая смычка между органами правопорядка и нечистыми на руку торгашами, выражаясь псевдоканцеляритом – «имеет место быть».

Искореняется с огромным трудом и страшным скрипом. Чаще всего начальство смотрит на маленькие провинности подчинённых сквозь пальцы.

Наверняка, если покручусь на рынке подольше – увижу и не такое. Ничего экстремального, конечно, однако настроения мне это не подымет точно.

И всё же рынок – это меньшее из зол, что меня интересовали.

Вспомнив, что с утра ничего не ел, я отправился искать подходящее заведение и в итоге набрёл на небольшую чайную.

Ну вот, хоть плюшками чуток побалуюсь, слегка утешил себя я.

Темнота в городе наступила внезапно, словно кто-то резко выключил рубильник и погрузил Рудановск в объятия ночи.