– Приехали. Вон к тому подъезду, – подался вперед генерал, тронув за плечо водителя.

BMW остановился около кирпичной девятиэтажки. Перед ней росли несколько сосен, улица была тихой, вдали от шумного шоссе. Во дворе при свете фонарей поблескивали мокрые от дождя качели и детская горка.

– Восьмой этаж, квартира двадцать восемь. Выходи, выходи, – толкнул его в бок генерал. Они подошли к подъезду. – Ты теперь живешь здесь. Трехкомнатная квартира лучше однушки, тем более турки знали твой прежний адрес.

– Трехкомнатная? – удивился Петр. Подняв голову, он глянул на дом. Два окна на восьмом этаже светились. – С чего мне такие привилегии?

– Скоро узнаешь, – загадочно сказал Евгений Иваныч. – На днях состоится награждение. Обычно орденом «За заслуги перед Отечеством» президент награждает в июне и декабре. Но для нескольких товарищей, в том числе и для тебя, сделают исключение. Закрытое награждение, без прессы. Ты уехал как раз тогда, когда пришел указ о награждении тебя «За заслуги перед Отечеством» III степени с мечами. А за две недели до сегодняшнего приезда пришел приказ на орден II степени.

– Обвешают как елку, – пробормотал Горюнов.

– Петр Дмитрич, не забывайся! – сердито осадил Александров. – Ты знал на что идешь. Это бывает жестоко, но…

– Не надо меня воспитывать, товарищ генерал. Спасибо за заботу.

Он повернулся и пошел к подъезду, ощутив тяжесть сумки с вещами Зары. Ее легкие платья, браслеты и зеркало с фальшивым топазом, вправленным в серебряную рукоять, теперь казались ему неподъемным грузом. Она просила его взять эти вещи, написав записку, предчувствуя свою скорую гибель…

Дверь открыл Мансур. Сын ничуть не изменился: все такой же тощий и бледный, с патлатой черноволосой головой. Он так и выглядел лет на десять, хотя ему уже исполнилось четырнадцать.

О его существовании Петр узнал только в этом году. До этого мальчишка воспитывался в Стамбуле среди курдов, а его мать Дилар убили не без участия спецслужб Турции. Зарифа после смерти подруги воспитывала Мансура и вывезла в Москву по просьбе Горюнова, спасая от преследования MIT.

Взглянув на него, Петр снова подумал о Заре. Как он расскажет сыну, что потерял и ее?

– Баво! – он назвал его папой по-курдски, а дальше радостно заговорил на турецком, с блеском в черных озорных глазах. – А мы тебя ждали еще час назад. Дядя Женя сказал, что привезет тебя…

Мансур неожиданно полез обниматься, боднув лохматой головой отца в подбородок. Поверх его макушки Петр увидел Сашу с… младенцем на руках. Александра коротко остригла свои пшеничные волосы и стала похожа на девочку-подростка. Темно-синие глаза, окаймленные тенями от недосыпа, выглядели большими. Ребенок лежал у нее на сгибе правого локтя, левой рукой она смущенно провела по своим волосам.

– Во время беременности полиняла, – пояснила она и ушла в комнату положить младенца.

– Чей ребенок-то? – не нашел ничего умнее спросить Петр ей вдогонку.

Мансур засмеялся. Он учил русский, хотя сам говорил с сильнейшим акцентом, но прекрасно понял, что имел в виду отец.

– Это как со мной, – съехидничал Мансур по-турецки. – Ты не верил, что я твой сын.

– Говори по-русски, – однако по-турецки велел Горюнов. – И не вмешивайся! Я просто не знал! Скажи хоть, это мальчик или девочка?

– Я заставляю Мансура говорить по-русски, а ты снова лопочешь с ним по-вашему, – Саша торопливо появилась из комнаты и обняла Петра, горячо зашептав ему в шею. – Теперь все? Евгений Иванович сказал, что ты больше не уедешь.

– Не понял, – Петр отстранил ее, взяв за плечи. – «Дядя Женя, Евгений Иванович». Он что, тут вас окучивал? Вился вокруг Мансура?