Примерно, напротив, на другой стороне улицы располагалась поликлиника тубдиспансера, куда меня водила мама, так как я часто болел и был подозрителен «по туберкулезной интоксикации», к счастью, не подтвердившейся. Запомнилась добрая доктор Панкратова и процедуры – «Лампа Баха»: темно-зеленные очки-консервы, запах электрического разряда и озона, голубоватые, не здешнего оттенка, складки на белоснежных простынях.

Обратно на трамвае по кольцу мы доехали до спуска – от Большой Морской к Артиллерийской бухте и единственному тогда Центральному рынку, в обиходе называвшемуся базаром. На правой стороне спуска стоял многоэтажный дом, обыватели называли его «Дом Аненко». (Теперь здесь универмаг) Под его стенами располагалась замечательная лавка по продаже газированной воды. Здесь заправляла семья Ягодзинских, не знаю, то ли они были караимами, то ли евреями. С одной из девочек клана в школьные годы дружила моя мама. Заведение было в авторитете у горожан, очередь у стойки не иссякала. Набор сиропов в длинных стеклянных колбах в блестящих револьверных кронштейнах был необыкновенно широк. Разнообразие цвета завораживало. Вода и газ были самыми лучшими, стаканы самыми чистыми, ложечки на длинных витых ручках самыми красивыми. Продавец в белоснежной куртке работал машинально, но элегантно, с шиком, быстро и весело. Над всем великолепием стоял легкий мелодичный звон стекла, приятное шипение воды в моющих фонтанчиках. Яркое освещение в окружении ночной темноты дополняло ощущение вечного местного праздника, «который всегда с тобой». Выпить стакан воды, даже если не хочется, входило в план гуляния – это был ритуал. Как печально, как грустно. Немцы расстреляли всю семью и мамину подружку. Праздник погас и больше не вернулся.

Выпив воды, мне с двойной крем-содой и еще стакан шоколадной, мы прошли между деревянными рядами пустого базара в крепких запахах близкой морской воды, смолы и копченой рыбы. Через гулкий деревянный мостик над пересохшей речонкой, скорее открытой городской клоакой (теперь под бетоном) вышли в прекрасную и глухую аллею акаций на Артиллерийской улице. Третий дом от угла по правой стороне был домом Красова Юлия Федоровича, предпринимателя и подрядчика, отчима моего папы. Здесь в многодетной семье прошло детство отца. Дом каменный, в три этажа, был радостно экспроприирован молодой, оголтелой властью. Во время осады он сгорел, остался фундамент и фасад. Был восстановлен и очень похож на прежний. Прав наследования я не имею.

Мы дошли до перекрестка, где на правом углу располагалась школа, построенная на месте Греческой церкви. Фрагменты металлической ограды церкви и железные ворота продолжали служить очень долго и после войны. Мне сдается, что очень маленьким я был внутри церкви, остро запомнилось стрельчатое окно с разноцветными стеклами в проходящих солнечных лучах. Разрушение церкви осталось в памяти грудой серого камня и тем, что брат Валентин принес с развалин пачку «Екатеринок» – старых денег в виде больших листов неопределенного цвета с царственной женщиной на троне. Этот поповский клад нашли в печной трубе.

В новой школе учился в шестом классе двоюродный брат Валя. Туда же первого сентября было положено идти и мне. Предварительная запись с моим присутствием уже была осуществлена в начале июня. Беглым чтением подручных канцелярских текстов я поразил присутствующих учителей. Читать я начал с шести лет каким-то непонятным образом почти внезапно, без обучения. Мама была горда. Война и бомбежки внесли коррекцию в судьбу. В школу я не пошел. Об этом – потом.