Я затыкаю себе рот и удерживаюсь от «На Ку-ву-зе на пару дней хватит».

Итак. Вдруг я не знаю, с чего начать. Обычно я работаю с конкретными установками. Например, как детектор лжи. Я делаю только обязательную программу, я не делаю произвольную. Но от такого скептического жюри, как JC, наводки не дождешься. Он предпочел бы, чтобы я прыгнул и пропал без следа и оставил его в покое, чтобы он мог бултыхаться в своей депрессии. Он просто не заслуживает такого подарка судьбы, как я.

Так что будем делать с Эдит? Остается только частная жизнь – быстрый надрез, будет больно, но недолго, и мы разойдемся, как в море корабли.

– Пара вопросов, Эдит. Вам сорок… сорок.

Есть.

– Эй, подождите-ка, молодой человек…

Господи, она еще и заигрывает.

– …Разве леди можно задавать такие…

Я поднимаю руку – Ша. Не то чтобы это совсем сработало, она еще что-то бормочет, но с этим можно ужиться.

– Ваши родители… ирландцы… но не совсем… одна по крайней мере, а другой… вы не знаете?

– Мама говорила…

– Это неважно, что мама говорила. Речь идет о вас. Вы были замужем… дважды… трижды?

Есть. М-да…

Ее гонор пошел на понижение. Не самая благополучная у нее история супружеств. JC начинает проявлять интерес, наконец-то, слава богу.

– А что с детьми?

Вау, иголка подскакивает.

– От первого брака… ноль, от второго… ноль, и от третьего… опять ноль. Так чо там, вы родили между браками, что ли? Не-е-ет. Логически говоря, остается только до первого брака? И что с ним?.. Пришлось отдать на усыновление. И вы знаете, где он или она? Нет? Извините…

Смотреть, как женщина плачет – удовольствие сомнительное, а пьяная женщина – вдвойне. Можно не описывать ее трясущиеся губы-руки. Эксперимент закончен. Вот вам бумажный платок. Да ладно, салфеткой.

Я бросаю взгляд на JC. Жаль тебе ее, конечно, и меня ты в упор не выносишь. Я, в общем, тоже восторгом не преисполнен. Но ведь это ты меня вынудил!

– Надеюсь, больше вопросов нет, – говорю я ему. Кладу червонец на стойку, бормочу «сорри» и направляюсь к двери. Мне нужно срочно сделать большой вдох-выдох. В одиночестве. Уж больно неприятная я фигура.

Я решил дать JC сорок восемь часов. Пускай остынет в своих оскорбленных чуйствах и вернется в реальный мир.

– ЦРУ, с кем вас соединить?

– Послание для агента Конкорда.

– Минуточку. Хорошего вам дня.

– С кем я разговариваю?

– Это Дмитрий. Скажите Конкорду: обычное место через два часа.

На ошибках учатся: пришел, увидел, не победил. Вернулся через час. Опять не победил.

Сажусь на поезд №1 в северном направлении («аптаун»).

– Здравствуйте, профессор, помните мужчину, что был у вас в кабинете прошлый раз? Он уронил вот это. Я бежал за ним, дык разве угонишься, тренированный, видать.

Протягиваю ему запечатанный конверт из жесткой бумаги, «манила», в которых бандероли шлют.

– Я внутрь положил. Можете открыть, если чо, у вас же наверняка есть доступ.

Майрон в ауте. Боится даже прикоснуться к конверту. Неуверенным тоном пытается вытянуть из меня, что и как.

– Извините, но у меня нет времени. Мне надо отвезти в больницу моего соседа по квартире. Он гей и к тому же родом из Перу – сами понимаете.

Это его затыкает на раз.

– Наглости у тебя хоть отбавляй. – JC сказал по телефону. – Ладно, подходи в Landmark Tavern, это на 11-й и 46-й. Пять минут от твоей трущобы.

Внутри «таверны» я в экстазе. Вообще-то, мне и в России нравились все места по части выпивки. Пожалуй, можно даже сказать, что я бары люблю больше, чем саму выпивку. Даже самые позорные советские. Как пивная в подвале возле Покровки в Москве. Пиво разливала людоедша по имени Катюха, которая, по слухам, спала со всем общепитским начальством, и не раз. Внешне она была как опустившаяся Эдит из Rudy’s. Или Эдит была как расфуфыренная Катюха.