Стефановский – уже легенда, витязь, былинный богатырь. Это его война – это его звёздный час. Александр отходит от политической злобы дня, и они вспоминают минувшие войны. Тимур – Приднестровье, Александр – Чечню.

– Почему мы так пассивны? Почему не помогаем Славянску? Хотя бы диверсионной работой на коммуникациях? – не удерживаюсь я.

Стефановский отвечает после недолгой паузы.

– Вы сами не видите? Наши люди пока не подготовлены. Плохо вооружены. Про боевой опыт уже молчу. Послать их сейчас в бой – погубить. Тридцать активных штыков – всё, чем мы на данный момент располагаем.

Он наклоняет голову вперёд и немного набок, чтобы Тимуру было удобнее стричь затылок, и продолжает:

– Но и это не всё. Мы почти каждую ночь встречаемся с украинскими военными. Они не хотят воевать. Они говорят: «Сделайте нам, как в Крыму: отрежьте от снабжения, чтобы у нас была возможность уйти, не попав под трибунал». Мы не долбим их, чтобы они как можно дольше сохраняли такой вот… нейтралитет. Нам нужно время – подготовить, обучить личный состав. Польётся кровь, и военные изменят своё отношение. Сейчас по-настоящему воюет только национальная гвардия и батальоны правосеков. Но у этих – мало тяжёлого вооружения. А про коммуникации… Понимаете, какая штука – многие из местных, особенно на селе, до сих пор не верят в то, что Киев пришёл убивать. Поэтому наши активные действия могут быть восприняты ими, как военная провокация. У меня, например, не сложилось впечатления, что местные прямо-таки поголовно горят желанием рисковать своей шкурой ради нас. Но и это тоже – пока. Хохлы делают всё, чтобы тех, кто сочувствует нам, и, главное, – тех, кто готов взять в руки оружие, становилось больше. Части с запада ведут себя, как на вражеской территории, как оккупанты.

Тимур отрывается от головы Стефановского и, разведя в стороны руки, вооружённые парикмахерским инструментом, пристально смотрит на меня – интервью со звездой окончено.

Стефановский прав, движущие силы Революции разнородны, но хребет восстания, его генеральная сила – это национально-освободительная борьба русского народа Донбасса против украинских поработителей.

Почему поднялся Юго-Восток? Почему Украина не захотела с ним говорить? Почему сразу авиация и танки? Ищу ответы у ополченцев. Много беседую с одесситами, харьковчанами, добровольцами из Николаева. Ребята непредвзято и просто рассуждают о причинах кризиса: «Разные мы, они нас не любят, мы их – давно дело к драке шло». Берусь утверждать – грядущая война не столько гражданская, сколько межнациональная распря.

В течение последних десятилетий рождалась украинская политическая нация. Со времён позднего СССР каждый житель Украины делал личный выбор: остаться русским в широком, надэтническом значении этого понятия или стать украинцем – новым восточным европейцем. В центральных и западных областях страны в «украинство» перешло подавляющее большинство населения, в ряде Юго-Восточных регионов – существенная часть, а Донбасс, в массе своей, остался русским. Так в границах одного государства, но территориально обособленно, стали жить два разных народа. Добрых отношений между ними не сложилось.

– Хохлы про нас что говорят? «Луганские и донецкие – гопота, совки, балласт, холопы бессловесные», – слышу я от ополченцев. Характеризуя соседей по стране, русские в долгу не остаются.

Мне интересно, почему Донбасс не сменил национальность, что помешало насельникам юго-западного Придонья стать украинцами? На этот вопрос местные отвечают разными словами, но по сути одно: чтобы сделаться украинцем, необходимо принять две принципиальные вещи: согласиться на то, что Гитлер меньшее зло, чем москали и совдеп, и признать свою второсортность перед западноевропейцами – стать кем-то вроде поляков или румын.