На Дунае располагалась Молдавская армия генерала Кутузова, в состав которой входили шестая и седьмая кавалерийские дивизии, а также восьмая, девятая, десятая, пятнадцатая, шестнадцатая и двадцать вторая дивизии, за исключением восьми батальонов девятой дивизии. В общей сложности восемьдесят семь тысяч двадцать шесть человек.

В Крыму и вокруг него был сосредоточен корпус герцога де Ришелье, состоящий из восьмой кавалерийской и тринадцатой дивизий, а также восьми батальонов, переведенных из девятой дивизии. Всего девятнадцать тысяч пятьсот один человек.

На Кавказе стоял корпус генерала Ртищева, состоящий из драгунского полка и девятнадцатой дивизии. В общей сложности девять тысяч девятьсот двадцать восемь человек.

В Грузии располагался корпус генерала маркиза де Паулуччи, который включал в себя два драгунских полка и двадцатую дивизию. Всего двадцать три тысячи шестьсот сорок пять человек.

В Москве стояла вновь сформированная двадцать седьмая дивизия численностью в десять тысяч шестьсот сорок один человек.

Если добавить к численности упомянутых контингентов еще две тысячи четыреста семнадцать человек из учебных подразделений, четыре тысячи пятьдесят одного сапера, четыре тысячи восемьсот пятьдесят одного человека из артиллерийского резерва и, наконец, шестьдесят девять тысяч сто шестьдесят шесть человек из казарменных рот и инвалидных команд, то получим общее количество в пятьсот семнадцать тысяч шестьсот восемьдесят два человека, что составляло общую численность регулярных войск Российской империи[106].

Среди всех этих больших приготовлений в Петербурге царил покой; здесь явно недооценивали реальной опасности приближающейся войны. На переброску русских войск в направлении границ смотрели как на меры предосторожности и необходимость демонстрации внушительной силы империи. Общество находилось в неведении относительно того, что происходило по ту сторону Вислы, так как все связи с герцогством Варшавским были прерваны и после отъезда императора в Вильну никаких зловещих новостей, предшествующих разрыву мирных отношений и нарушению спокойствия, в Петербург не поступало. Поскольку не было и никаких деклараций о начале военных действий ни со стороны Франции, ни со стороны России, то все были почти уверены в том, что император Александр своим посещением Вильны и приграничья хотел лишь укрепить существующий мир и обеспечить спокойствие своего государства путем переговоров по сглаживанию претензий, способных привести к нарушению границ его империи[107]. Эта уверенность укрепилась еще больше после того, как стало известно, что Наполеон послал своего посла графа Нарбонна из Парижа в Вильну, где находился император Александр, с предложениями, которые следовало рассматривать как дружественные и примирительные. Все это никак не вязалось с тем, что Наполеон двинул свои грозные армии к берегам Вислы, что отправив графа Нарбонна, сам он выехал из Сен-Клу в Дрезден, где ждал ответа, который должен был привезти посол, и что на следующий день после возвращения де Нарбонна, то есть 29 мая, он покинул Дрезден и отправился к войскам.

Из-за болезни я смог выехать из Петербурга лишь через шесть недель после отъезда императора. В дорогу я отправился 6(18) июня.

Прибыв в местечко Румшишки, что в десяти с половиной милях[108] от Вильно, поздно вечером 9(21) июня, я был очень удивлен, заметив на противоположной стороне Немана, в герцогстве Варшавском, большие костры, а на этой стороне реки усиленные казачьи патрули. От станционного смотрителя я узнал, что костры появились три дня назад и со дня на день ожидается вторжение французской армии в Литву. Я не мог прийти в себя от неожиданности.