Вот резюме всего, что я услышал из уст премьер-министра Питта. После этой беседы, которая проходила столь же долго, как и первая, я направил мой рапорт нашему представительству иностранных дел.
О моих встречах с премьер-министром Питтом вскоре стало известно всему Лондону, хотя результат их в точности не был известен. Многие негоцианты, которые имели непосредственные сношения с Гданьском и подозревали, что мог стоять вопрос об уступке этого города прусскому королю, приходили расспросить меня об этом и настаивали, также от имени негоциантов Гданьска и от имени всех сторонников свободы торговли, чтобы я воспротивился, насколько это было в моих силах, передаче Гданьска королю Пруссии. Я имел возможность увидеться с Бёрком, который был исключительно хорошо настроен к полякам. Я виделся также с Фоксом и многими другими членами оппозиции, которые поздравили меня с переменами в судьбе Польши, с тем рвением, которое явили мои соотечественники, чтобы освободиться из-под опеки России, с разумными принципами, на которых мы намеревались изменить у себя форму правления. Однако Фокс прибавил, используя латинское изречение: «Будьте осторожны, чтобы не попасть к Сцилле, избежав Харибды. Не слишком доверяйтесь вашему новому союзнику, рассчитывайте больше на ваш патриотизм, энергию и на дух времени – и вы сумеете обеспечить себе свободу и независимость».
Прежде чем покинуть Лондон, я решил заехать в Баф, чтобы повидаться там с Эвартом, чьи добрые и энергичные чувства по отношению к польской нации пробудили во мне доверие к нему и признательность. Я нашел его еще нездоровым, но готовым вернуться в Берлин, как только он будет в состоянии отправиться в дорогу. Он был чрезвычайно рад тому, что я рассказал ему о своих двух встречах с Питтом. Эварт заверил меня, что после моего резюме убедился в том, что этот государственный деятель близко к сердцу принимает дела в Польше, что нет никаких оснований для опасений и что надо ковать железо, пока оно горячо, так как обстоятельства могут принять другой оборот и, соответственно, берлинский и лондонский кабинеты могут внести изменения в свои решения, которые окажутся неблагоприятны для Польши. Это его предсказание сбылось, к несчастью, слишком быстро!
Я покинул Баф через двадцать четыре часа и вернулся в Лондон, где моя миссия была окончена. Я не мог оставаться там так долго, как мне бы хотелось.
Никогда не забывал я этот свой визит, который был для меня во всех отношениях столь же интересен, сколь и приятен. Тем благожелательным приемом, который получил в обществе, я во многом обязан рекомендательным письмам, которые были даны мне в Гааге английским послом лордом Оклендом, приходившемся свояком архиепископу Кентерберийскому и связанным по своей линии и линии жены с лучшими семействами Лондона.
Я покинул английскую столицу в конце февраля и оставил там князя Понятовского, брата короля и примаса Польши, который путешествовал по Англии под именем шевалье Сен-Мишеля. Я оставил там также княгиню Чарторыйскую и ее сына Адама, который оканчивал свою учебу в Лондоне.
Вернулся я в Гаагу той же дорогой, если не считать, что был вынужден, из-за наводнений и выхода рек из берегов, после пересечения Мордека отправиться в Роттердам водным путем.
Посылая свои депеши из Лондона нашему представительству иностранных дел, я попросил несколько месяцев отпуска, чтобы уладить свои семейные дела в Польше. Получив просимый отпуск вскоре по моем возвращении в Гаагу, я покинул ее, оставив вместо себя секретаря дипломатической миссии Польши Миддлтона исполняющим обязанности в мое отсутствие.