Да, при одной мысли о том, что проделано с драконами, мне сделалось дурно. Ведь я действительно к ним неравнодушна и в сих воспоминаниях данного факта не скрываю, хотя на протяжении своей научной карьеры изо всех сил старалась его не афишировать, дабы завоевать доверие в кругу коллег. Понимала я и практическую необходимость, лежавшую в основе действий лорда Тавенора: держать в неволе здоровых взрослых драконов, не приняв хоть каких-то мер к ограничению их возможностей, попросту неразумно. Однако я отнюдь не считаю, что признание данной необходимости подразумевает отречение от всех человеческих чувств касательно наших методов и их последствий. Более того: с наукой, не заботящейся о подобных вопросах, мне не хотелось бы иметь ничего общего.

Таким образом, смотреть пойманных драконов я отправилась с великой тяжестью на сердце (сейчас я уже не стесняюсь в этом признаться). Увиденное нимало не утешило меня.

Драконов держали в больших открытых ямах за оградой, пристроенной к старой стене поместья. Дно ям находилось на такой глубине, что выпрыгнуть наружу драконы не могли, а сами ямы слегка расширялись книзу, чтобы животные не смогли вскарабкаться наверх. Каждая из ям была снабжена небольшим отнорком – пещеркой, где драконы могли по мере надобности укрываться от солнца, изнутри облицованной камнем для имитации естественных каменных укрытий, в коих драконы нередко устраивают жилье, и приятно прохладной в сравнении с раскаленным на солнце песком.

Однако драконов все это не радовало. Они, хоть и являются животными, отнюдь не лишены чувств, и это ясно было видно по их позам и поведению. Драконы наши выглядели вяло, глаза их потускнели, неухоженную чешую покрывала пыль. Искалеченные крылья волочились по песку; на кончике левого крыла одной из самок виднелась повязка, оберегавшая потертое место от новых повреждений.

Короче говоря, они оказались ничуть не похожи на сказочных драконов, великолепных золотых змеев, парящих в небе над своими пустынными владениями. Настолько, что сердце защемило в груди.

– Неудивительно, что они не желают размножаться, – сказала я Тому. – Как известно, чем сильнее лошадь расстроена, тем меньше она склонна к спариванию. Думаю, то же самое верно и для драконов.

– Значит, мы должны найти способ улучшить их расположение духа, – откликнулся он. – Хотя каким образом… понятия не имею.

На тот момент наши «конюшни» состояли из самца и двух самок: третья самка за время, прошедшее от отъезда лорда Тавенора до нашего прибытия, зачахла. Проявив недюжинную образованность, но воображения – не более чем у меня в возрасте семи лет, лорд Тавенор дал им имена по порядку номеров: одну из самок звали Примой, самца – Квартусом, а вторую самку – Квинтой. (Секундус и Терция некоторое время назад пали, вместе с Секстой, Септимусом и Октой.) Я обошла по кругу все три занятых ямы и спустилась в четвертую, дабы осмотреть ее изнутри. Внутри яма не слишком напоминала привычный для драконов ландшафт, но вообразите себе реакцию полковника Пенсита с шейхом, если бы я попросила их разбить на рабочей базе пустынный парк гигантской величины!

Том наблюдал за моими изысканиями сверху, опершись на барьер.

– Возможно, тут подошла бы огромная клетка, – сказала я, подняв голову. – Вернее, две клетки, одна внутри другой. Измерив предельную досягаемость струи пламени, получим ширину зазора между решетками, необходимую, чтобы никто не пострадал. И еще нужно сделать клетку высокой – на манер каркаса Невидимого Дома на Всемирной Выставке. Конечно, сорок метров – для дракона не высота, но хотя бы немного полетать они смогут.