Поначалу спонсоры онемели, как давеча Миша, но собрались с мыслями и аргументировано так возражают:

– Вова, ты, походу, охренел. Мы на вас миллион денег в ресторане сейчас спустили. И ещё платить вам за это?

– Платите, а то мы прямо сейчас уйдем.

Ну, зашарили пикаперы по карманам, куда деваться. Наскребли не помню уже какую сумму, но нормально так выходило, можно было даже три шашлыка купить в их киоске, несмотря на то, что там Вовка с Дениской цены устанавливали.

Тут оказалось, что всё это время Миша дверь открытой держал, как заранее договорено было. И как давай они бежать! А спонсоры за ними по лестнице кинулись и кричат вслед:

– Мальчики, вернитесь, вы нам очень понравились! Да не бойтесь вы, всё хорошо будет…

Но в ответ им неслось лишь всякое гомофобское.

Не догнали.

Отбежав на безопасное расстояние и переведя дух, пацаны стали думать, что делать дальше. Мнения разошлись. Миша, решив больше не искушать судьбу, решил не возвращаться тем путём, который изберёт Вовка. В третий раз могло уже и не повезти. К тому же, деньги всё никак не делились необидным образом, и пацаны поругались.

Каждый пошёл своей дорогой, и каждый помнит возвращение смутно. Очнулись утром дома, невредимыми и при деньгах. Миша из остатка ночи запомнил, как он с какими-то гопниками возле тюрьмы выкрикивал послание под окном камеры их дружбана, а потом ещё целовался с какой-то школьницей на остановке, но дальше этого, видимо, не пошло, поскольку ночевать не оставили. Вовка помнил только, что в целом погуляли хорошо, и актом консумации1, чуть было не обернувшимся актом проституции, был в целом доволен.

Противу ожиданий, горе-пикаперы не стали приходить со скандалом, хотя и знали, где искать коварных динамщиков. Заведение бойко торговало до самого Дня Десантника и проторговало бы даже дольше, не реши они от жадности открыться в этот праздничный день. Закончилось всё предсказуемо: подошла группа в полосатых купальниках и бурно обиделась на просьбу не писать у мангала. Пока граждане отдыхающие бегали за подкреплениями, пацаны успели эвакуировать кассу и часть товара, а также смыться сами, поэтому отдуваться пришлось киоску, коий был измельчен и брошен в реку.

Дениска свернул дело и уехал возвращать инвесторам деньги и кассовый аппарат, а остальные до осени жили на остатках товара, которых едва хватило до дней, когда стали возвращаться с каникул товарищи с мамиными пирогами. В последние дни августа из еды у них оставались лишь блок жвачки «Стиморол» и воспоминания об ужине с геями.

Жил-был один грузин. Хороший человек. Про него говорили хорошее даже когда он не слышал. Был у него всего один, но существенный недостаток: раздражал соседей не пойми чем.

И пришёл день, и воздалось ему по грехам его: нагрянул в дом наряд отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Со специально обученной служебной собакой.

– Здравствуйте, – говорят. – Здесь проживает гражданин такой-то?

– Здесь, – говорит жена. – Но он на работе.

– На вас тут сигнал поступил. Вы выращиваете у себя на балконе марихуану.

– Что? Какую марихуану?

– Вот, пишут, – процитировал полицейский. – «Каждый день выходит на балкон, опрыскивает растения из пульверизатора, после чего наклоняется к ним, нюхает и возвращается домой с довольной улыбкой на лице». Есть такое?

– Да, есть, но…

– Ведите на балкон.

Отпираться было глупо. Нашлись все улики – и балкон, и растения, и пульверизатор. Только хозяина с довольной улыбкой не нашлось, но это уже мелочи, его потом повяжут.

Принялась служебная собака растения освидетельствовать. Скулит, плачет, но нюхает: служба. Нашла среди прочего камуфляжа нужный куст и стойку по уставу сделала. Обрадовались полицейские и давай протокол оформлять, но, на беду годовому отчету по раскрываемости, один из оперативников оказался грузином. Он-то всё и испортил: