– Совершенно верно. Приятно сознавать, что мой убийца сообразителен и способен разумно мыслить. Кроме того, моя смерть так или иначе ему глубоко небезразлична. Я прав? – Он отпил еще глоток «Сазерн Камфорт», аромат которого мне нравился. – Любимый напиток Дженис Джоплин. Не знал? – пояснил он, имея в виду покойную уже певицу. Я ее тоже любил. – Выслушай меня, пусть даже из любопытства, мне без разницы. Но только выслушай внимательно. Позволь мне рассказать тебе о Доре и обо мне. Я хочу, чтобы ты знал. Я хочу, чтобы ты узнал, кто я и какой я на самом деле, а не в твоем представлении. Я хочу, чтобы ты присмотрел за Дорой. И еще. Там, в квартире, осталось кое-что, и я хотел бы…

– Плат Вероники, висящий в рамке на стене?

– Нет. Это ерунда. То есть это, конечно, ценная вещь, ей уже четыреста лет. Но при наличии денег раздобыть нечто подобное совсем нетрудно. Ты ведь внимательно осмотрел мою квартиру, да?

– Почему тебе так хотелось подарить этот плат Доре? – спросил я.

Мой вопрос несколько охладил его пыл.

– Ты подслушивал наши беседы? – Он был поражен.

– Множество раз.

Роджер задумался, осмысливая новость, взвешивая и оценивая ситуацию. Он производил впечатление человека разумного, осторожного, но в данный момент совершенно искреннего.

– Ты сказал, что я должен «присмотреть за Дорой», – продолжал я. – Я правильно тебя понял? Присмотреть за ней? Что ж, это меняет дело. Но какого черта ты собираешься рассказывать мне о своей жизни? Ты обращаешься не по адресу. Я тебе не судья, тем более после смерти. Мне нет совершенно никакого дела до того, как и почему ты стал тем, кем стал. А что касается оставшихся в квартире ценностей… Чего ради призраку заботиться о такого рода вещах?

Задавать подобный вопрос было, конечно, не совсем честно с моей стороны. И мы оба это понимали. Вполне естественно, что его не могла не беспокоить судьба накопленных сокровищ. И тем не менее он восстал из мертвых именно ради Доры, и только из-за нее.

Его волосы еще больше почернели, текстура ткани, из которой было сшито пальто, проявилась отчетливее. Теперь я мог различить даже переплетение шелковых и шерстяных нитей. Я видел его тщательно ухоженные, отполированные ногти с профессионально сделанным маникюром. Точно такие же, какие я совсем недавно зарыл в куче мусора вместе с руками. Насколько мне помнилось, несколько минут назад я не мог видеть такие детали.

– Господи Иисусе! – прошептал я.

– Ты испуган больше, чем я, – со смехом заметил Роджер.

– Где ты сейчас, скажи!

– Ты о чем? – удивился он. – Вот он я, сижу рядом с тобой. Мы в Виллидж, в каком-то баре. Что ты имеешь в виду, спрашивая, где я? Если мое тело, то тебе не хуже, чем мне, известно, где именно ты зарыл его части.

– Поэтому ты и преследуешь меня после смерти?

– Ничего подобного. Мне абсолютно наплевать на тело. Как только я потерял свою телесную оболочку, я вообще перестал думать о ней. Да что объяснять, тебе и без того все известно.

– Нет-нет. Я совсем не это имел в виду. Я спрашивал, в каком измерении ты находишься… как все это… что ты увидел, когда перешел… когда умер…

Он покачал головой и печально улыбнулся.

– И на этот вопрос ответ тебе известен. Я не знаю. Тем не менее мне кажется, что меня ждет… нечто… То есть я в этом уверен. Кто-то или что-то ждет меня. Возможно, это будет всего лишь окончательная смерть, разрушение… Полная тьма. И все же оно производит впечатление чего-то… обладающего личностью, если можно так выразиться… и оно не намерено ждать вечно. Хотя я и сам не понимаю, на чем основано мое убеждение.

Равно как не понимаю, почему мне было позволено вернуться к тебе. Быть может, все дело в острейшем желании, то есть в моем невероятном желании, в той силе воли, которой, кстати, я всегда обладал в избытке. Или кто-то просто подарил мне эти несколько мгновений. Не знаю. Но я последовал за тобой. Я следил за тобой от самой квартиры, видел, как ты вернулся обратно, как вновь покинул ее с моим телом, потом я пришел сюда. Мне крайне необходимо поговорить с тобой, и я не сдамся без борьбы. Я не уйду, пока не скажу тебе все, что должен сказать.