– Пока не знает, – сказал я. – Но это можно изменить.

Йети повалилась на диван.

– Легко сказать. Вы когда-нибудь видели прим-балерин? Они суперстройные и прекрасные. И не покрыты шерстью.

Я отмахнулся:

– Ах, это очень поверхностный взгляд.

– Да, возможно, – пробормотала она. – Но на безобразную приму-балерину никто смотреть не захочет.

Я энергично упёр руки в бока:

– Ещё как захочет! Я, например! Я хочу видеть безобразную балерину. И наверняка я не единственный. Вы уже обращались в какую-нибудь труппу?

Йети покачала головой:

– Я никогда на это не решалась.

– Значит, сейчас самое время! – заявил я. – Хотя для этой цели мы не в том городе. В области балета Лондон, к сожалению, несколько отстаёт. Нам нужно в Париж. Я знаю там руководителя только что основанной труппы «Русские сезоны». Я уверен, что он с радостью вас возьмёт.

– И вы… вы это сделаете для меня? – недоверчиво спросила Йети. – Вы даже съездите со мной туда?

Я недолго поразмышлял. Ван Хельсинг всё ещё находился в Париже, это я знал. А значит, возвращаться туда было для меня рискованно…

– Разумеется, я поеду с вами, – сказал я. – Можем отправиться прямо сегодня ночью!

Так мы и сделали. Сели на ночной паром до города Кале, а оттуда первым поездом в Париж, куда прибыли ещё до восхода солнца. Я выискал для нас маленькую, неприметную гостиницу вблизи театра дю Шатле, где мой старинный русский друг Сергей Дягилев содержал свою балетную труппу.

В Париже, к сожалению, стояла прекрасная погода, так что выйти из гостиницы мы смогли только вечером. Солнце зашло как раз к началу вечернего представления «Русских сезонов», и я купил нам билеты на верхний ярус прямо у сцены. Мы посмотрели балет с фантастической балериной Анной Павловой. Правда, Йети это скорее напугало, чем воодушевило.

– Она так грациозна, – шепнула мне Йети. – По сравнению с ней я похожа на куль с мукой.

– Только не когда танцуете, – возразил я. – В танце вы в сто раз грациознее Павловой.

– Ах, это вы просто для красного словца говорите! – Она слегка покраснела.

– Вот подождите, – прошептал я. – Пройдёт совсем немного времени, и вы будете танцевать на этой сцене.

Когда представление закончилось, Йети аплодировала до тех пор, пока из зала не вышел последний зритель.

Мы отправились за сцену, где находился кабинет моего друга Сергея. Я вошёл один.

Сергей удивлённо поднял взгляд от письменного стола.

– Влад, старина! – Он восторженно приветствовал меня, расцеловав в обе щёки, как это принято во Франции. – Что ты тут делаешь? Разве ты не собирался уехать из города?

– Да, – ответил я. – Я уже был в Лондоне. Но потом обнаружил там кое-кого, с кем тебе непременно нужно познакомиться. Поверь, ты не пожалеешь, она лучшая танцовщица, какую я когда-либо видел. Лучше Павловой!

– Танцовщица? Лучше Павловой? – изумился Сергей. – Не может быть. Никого нет лучше Павловой, пусть она и устраивает концерты, чем страшно меня раздражает.

– Знаю-знаю, – закатывая глаза, говорит Глобиночка. – У нас в детском саду одна тоже всё время устраивает концерты на блок-флейте, это жутко раздражает.

– Даёт концерты, – смеясь, откликается Вируся. – Это называется «давать концерт». Когда кто-то играет на музыкальных инструментах, а другие слушают.

– Вот как, – говорит Глобиночка. – А что же тогда такое «устраивать концерты»? Звучит противно.

– Противно и есть, – бурчит Резус. – Особенно, когда их устраиваешь ты.

– А вот и нет! – негодует Глобиночка. – Я такого вообще никогда не делаю!

– Ты уверена? – спрашивает Резус. – Ты же даже не знаешь, что это значит.

– Ну и пусть! – топает ногой Глобиночка. – Я не даю концерты и не устраиваю! У меня вообще нет никаких концертов! Потому что все они фу-у-у! Правда, дедушка?