Крупный Мишель был всегда серьёзен, а Жан, напротив, очень игрив и вертляв, как и многие другие представители этой чернокожей расы. Они оба, какое-то непродолжительное время, изучали язык «на котором разговаривал Ленин» в московском университете имени Патриса Лумумбы, – но все же больше предпочитали общаться с обывателями общаги с помощью элементарного мата. Это в них получалось виртуозно. В этом они оба напоминали тех многих детей, которые, впервые услышав в подворотне взрослые слова, начинают произносить их с завидным постоянством, как бы подражая взрослым дядям. Жан и Мишель матерились, как сапожники. При этом они оба любили девушек с группы, в которой учился Игорь. Это обстоятельство, – склоняло Игоря, к мысли, – служа, истинной причиной, почему негры пытались склонить его к фарцовке. Обе девушки могли под любым предлогом прийти тогда к нему в общежитие ( якобы к своему парню), а потом незаметно скрыться в комнате негров. Влекомые безумной страстью, девушки потом проделывали это не раз, просто набравшись наглости.

Потом их раскусили; вспыхнул грандиозный скандал…

Это примерное б…во выглядело как-то дико в глазах советских учащихся и поддалось тогда самому безжалостному остракизму. Любительницы африканской экзотики тут же были сняты со всех занимаемых постов…

Но это уже была совсем другая история.

Жан ходил в кепке, на которой доходчиво было написано «US ARMY”. Когда Игорь просил у него покрасоваться среди однокурсников в этой видной кепке, Жан, показал пальцем на общежитие, в котором жили сотрудники КГБе, и потом произносил на ломаном языке, тщательно подбирая слова:

– Нельзья! Тебья отправьят в турьма!..

Путаны, могли находиться в их комнатах только до 23.00 часов, а потом должны были забрать на проходной свои документы и убираться на все четыре стороны. Это их, естественно, не устраивало; они предпочитали оставаться в этой бесплатной бордели до самого утра. Но в случае нарушения этого режима, их документы автоматически попадали в распоряжение органов. За этим строго следили. В общежитие часто заглядывал красивый краснощекий участковый. Общежитие на Летней было самой «горячей точкой» в его районе.

По выходным дням в вестибюле общаги собиралось много городских проституток. И тогда, в ущерб занятиям, администрация вынуждена была снимать с занятий какого-то студента, и командировать его на помощь престарелой вахтерше. Впрочем, бывало так, что за практически недоступные в СССР жвачки, студенты, живущие на первом этаже, сами открывали проституткам окна.

…Это был день, когда Игорь, удобно умостившись на стуле вахтерши, рассматривал журналы посещений, собранные в ящиках стола за многие годы. Одни и те же фамилии фигурировали в нем на протяжении многих лет, перекочевывая с одной страницы на другую. Молодой человек настолько увлекся этим занятием, что даже не заметил, как на нем задержались взгляды коменданта Кирилловича, и краснощекого участкового.

Комендант, – сладострастного типа коротышка, с уже обозначившимся брюшком, – обладал «обалденным», как тогда говорили, голосом. Весь день он мотался по этажам, и орал, как в лесу. Негры принарядили его в джинсовый костюмчик, что придавало ему вполне товарный по тем временам вид…

– Ну, как, подойдет? – Подобострастно, спрашивал Кириллович, заглядывая в глаза красивому милиционеру.

– Слишком молодо выглядит, – отвечал ему участковый.

– Ну, что же я могу поделать? – Разводил руками Кириллович. – Все остальные давно на занятиях…

– Ладно. Забираю его с собою, – заканчивая торг, говорил участковый. – Пойдешь со мной, – обращался он к парню, – это распоряжение коменданта.