Внезапно, разверзлись небеса, и на город обрушился ливень, смешанный с градом. Сергей, выругавшись сквозь зубы, бросился под навес ближайшего магазина – ларька с вывеской «Все для сада и огорода». Там уже стоял мужчина, плотно прижавшись спиной к стене.

«Весенний дождь!» – жизнерадостно воскликнул мужчина, словно ливень с градом были лучшим, что могло случиться с ним в этот день.

Сергей хмыкнул. Мужчина был крупным, рыжим, с копной непослушных волос и широкой улыбкой, которая, казалось, не могла покинуть его лицо даже под угрозой затопления. Он был одет в нелепый клетчатый пиджак и резиновые сапоги – видимо, действительно фанат «всего для сада и огорода».

«Скорее, похож на попытку утопления,» – проворчал Сергей.

«А я вот люблю грозу,» – парировал рыжий, – «Очищает. Обновляет. Я Василий.»

«Сергей,» – буркнул тот в ответ.

Василий оказался преподавателем игры на баяне в местном Доме культуры. Он грезил о славе, о стадионах, заполненных восторженными слушателями, жаждущими услышать его виртуозную игру. Но пока его слушателями были в основном пенсионерки, мечтающие о молодости и романсах.

Внезапно из-за угла вынырнула девушка. Она была высокой, хрупкой, с длинными черными волосами, мокрыми, слипшимися прядями, и огромными, испуганными серыми глазами. Она держала в руках скрипку в потрепанном футляре.

«Простите, можно здесь переждать?» – робко спросила она.

«Конечно, проходите,» – ответил Василий, расплываясь в улыбке.

Девушку звали Мария. Она была скрипачкой, подающей большие надежды, но страх сцены парализовал её волю. Она мечтала играть в филармонии, но вместо этого играла на улице, зарабатывая гроши, которых едва хватало на еду.

Сергей скептически наблюдал за этой странной компанией, собравшейся под навесом магазина «Все для сада и огорода». Что общего могло быть у человека без определенного рода занятий (это Сергей о себе), преподавателя-баяниста и скрипачки, страдающей от сценической боязни? Казалось, сама судьба решила собрать троих неудачников в одном месте.

Но гроза, как это бывает, не только сеет разрушение, но и омывает мир, даря ему новую жизнь. Когда последний всхлип дождя затих, небеса начали робко светлеть. Облако, что недавно грозно чернело, корчась в ярости, преобразилось до неузнаваемости. Легкое, кружевное, словно сплетенное из тончайшего шелка, оно манило ввысь. И вот, к изумлению наблюдателей, облако приняло форму диковинной птицы, ее оперение искрилось темным золотом. Птица весело рассмеялась – чистый хрустальный перезвон колокольчиков – и взмыла в небо, растворяясь в дымке, где горизонт целуется с вечностью.

Очарованные люди замерли, провожая взглядами это небесное чудо. Казалось, сама природа на миг обнажила свою истинную, волшебную суть, забыв о повседневной рутине и заботах. Взрослые, на мгновение сбросив бремя серьезности, улыбались как дети, а дети, раскрыв рты от восторга, тыкали пальцами в небо, пытаясь удержать ускользающее видение в памяти. Мир затих, словно прислушиваясь к последнему отзвуку небесного смеха, и в этой тишине отчетливо слышалось пробуждение всего живого.

Трава, прибитая ливнем к земле, жадно тянулась к солнцу, расправляя изумрудные лепестки. Деревья, словно после купания в прохладной воде, источали свежесть и бодрость, а их листва, умытая от пыли, сияла ярче прежнего. Даже воздух, наполненный озоном, казался гуще и насыщеннее, его можно было пить, как целебный нектар. В каждой капле, повисшей на лепестке розы или паутинке, отражался кусочек обновленного мира, маленький, но безупречный.

Вскоре небо окончательно очистилось, и солнце, прорвавшись сквозь остатки облаков, залило землю золотистым светом. Птицы, ободренные прекращением ненастья, защебетали на все лады, возвещая о возвращении жизни и радости. Каждая мелочь, каждая деталь, от жужжания пчелы до дуновения ветерка, говорила о том, что после грозы наступает время исцеления и нового начала. Земля, омытая и обновленная, дышала полной грудью, готовая к новым свершениям и новым чудесам.