И вот уже пришёл самый долгий день во всём году – 22 июня – день летнего солнцестояния. С этого дня медленно-медленно – а кажется-то: как быстро! – так же медленно, как прибывает весной свет, день идёт на убыль.

Месяц птенцов (второй месяц лета).

С 21 июля по 20 августа.

Июль – макушка лета – устали не знает, всё прибирает. Ржице-матушке к земле кланятся велит. Овёс уже в кафтане, а на грече и рубашки нет.

Зелёные растения сделали из солнечного света своё тело. Золотистый океан спелой ржи и пшеницы засыпаем мы себе впрок на весь год. Запасаем скотинке сено: уж пали леса трав, встали горы стогов. Примолкать начинают пичужки: им уж не до песен. Во всех гнёздах птенчики. Они родятся голенькими слепышами и долго нуждаются в заботах родителях. Но земля, вода, лес, даже воздух – всё полно сейчас корма для маленьких, хватит на всех!

В лесах всюду полно маленьких сочных плодов: ягод земляники, черники, голубики, смородины; на севере – золотистой морошки, на юге в садах – черешни, клубники, вишни. Луга сменили золотое своё платье на ромашковое: белый цвет лепестков отражает горячие солнечные лучи.

Месяц стай (третий месяц лета).

С 21 августа по 20 сентября.

Август-зарник. Ночью беззвучно озаряют леса быстрые зарницы. Последний раз летом луга меняют наряд: теперь он пёстрый, цветы по нему всё больше тёмные – синие, лиловые. Начинает слабеть солнце – надо собирать, хранить его прощальные лучи.

Поспевают крупные плоды: овощи, фрукты.

Поспевают и поздние ягоды: брусника; зреет клюква на болоте, на дереве рябина.

А деревья всё медленнее растут и толстеют.

Елена Белевская

(1918—1984)

Елена Ивановна Белевская – писатель удивительного дарования. Природа в её повествовании очаровывает своей беззащитной нежностью и мелодиями своей щедрой многокрасочной жизни. Так, старый лес подарил выдающемуся отечественному композитору Н. А. Римскому-Корсакову свои мелодии для сказки-оперы о прекрасной Снегурочке, отдавшей свою жизнь за мечту почувствовать сердечное тепло человека.

Николай Андреевич с трудом продирался сквозь густую заросль. Лес сомкнулся и, казалось, не захотел его ни впустить, ни выпустить. И он в некотором замешательстве воскликнул: «Ну и трущоба! Да это настоящие северные джунгли… Поистине, «ни пешему, ни конному дороги и следу нет»…

Разорвав голые сучья, он выбрался на небольшую травянистую поляну с какой-то причудливой корягой посреди. Коряга оказалась громадным уродливым наростом на изогнутом обугленном стволе дерева, очевидно, давно сожженного сверху молнией. Шагах в трех от этого своеобразного лесного трона уходила высоко вверх гигантская прямая сосна.

Усевшись на «троне», он неспешно огляделся по сторонам. Заблудиться по-настоящему он не боялся. Не ему же бывшему моряку, потеряться на манер сказочной девчонки даже в этом заповедном лесу. Зато какая глухомань – настоящая, русская, дремучая! Недаром прозывается это место «Волчинец»…

Вдруг взгляд привлекло белое пятнышко, мелькнувшее под кустиком лесного малинника в нескольких шагов от него. Он подошел к кустику и отстранил его. Потянуло едва ощутимым нежным запахом. Перед ним был цветок ландыша. Тонкий стебелек чуть склонился, как бы стыдясь того, что в неурочное время затаился от горячих солнечных лучей в укромном местечке и незаконно продлил свой короткий век.

Самые нижние цветики маленькой белой гирлянды уже чуть поблекли и опустились вниз: все же остальные были подобны тугим жемчужинкам с серебряными росинками внутри: сверху раскланялись в разные стороны крохотные зеленоватые бутончики.