День тянулся за днем, я принимала горсти таблеток и сдавала тонны анализов, а результаты приходили все хуже и хуже. Как-то возвращаясь домой с работы, я почувствовала ужасную боль внизу живота, меня накрывал обморок, я вызвала скорую и боролась из последних сил до ее приезда, чтобы отдать им свою медицинскую карту, которую по рекомендации врача всегда носила с собой.  Думаю, что ты и сам догадался, что произошло дальше…

Когда я пришла в себя после наркоза в палате как раз была медсестра, она пришла поменять мне капельницу. Мы лишь на мгновение встретились с ней глазами, и она отрицательно покачала головой и опустила взгляд. Вот тут меня и накрыло: сначала истерика, а потом полная апатия. Я несколько недель была просто как овощ: редко вставала, практически ничего не ела и не пила, ни с кем не говорила и попросила, чтобы ко мне никого не пускали. Мой лечащий врач не мог меня больше держать в больнице, но и выписать в таком состоянии было все равно, что самому подписать мне смертный приговор. И он пригласил одного своего хорошего друга-психолога. Она не была дежурным психологом при больнице – ее звали на помощь только для очень тяжелых пациенток. Таких, как я.

Я улыбнулась, вспоминая нашу первую встречу.

Никогда не забуду, как впервые увидела ее. Я лежала на кровати с закрытыми глазами, вдруг дверь распахнулась, да с такой силой, что стукнулась об стену. Она вошла ко мне в палату своей решительной походкой, взяла мое яблоко с прикроватного столика, придвинула стул поближе к кровати и села, бесцеремонно разглядывая меня. Я сначала подумала, что эта женщина просто ошиблась палатой. Мы молча смотрели друг на друга какое-то время, а потом она, наконец, произнесла:

– Я Ева, меня пригласили к тебе для консультации. Никак не могут определиться, что с тобой делать.  – Она снова откусила яблоко и пока жевала, смотрела на меня, склонив голову набок, будто решая, стоит ли со мной возиться. – Не хочу тебя расстраивать, но мысли у них на твой счет нехорошие… В планах перевести тебя в психиатрическое отделение, если ты не начнешь идти на контакт.

Я подумала тогда, что мне вообще без разницы, где умирать, но ничего ей не ответила, зато она снова заговорила, будто прочитав все по моему лицу.

– Ну конечно, тебе все равно, откуда отправляться на высший суд. Но вот только не хочу тебя расстраивать: такие занозы как ты, обычно очень долго живут. А в психушке тебя накачают такими препаратами, что ты, даже если и захочешь что-то сказать или сделать – уже не сможешь…  – Она спокойно доела яблоко, метко бросила огрызок в корзину, стоящую неподалеку, и хлопнула себя по коленям. – Так, времени у меня совсем немного, я оставлю тебе свой номер, если решишь, что тот вариант, который я тебе описала не подходит – пиши. У тебя ровно два дня для раздумий.

И она положила визитку мне на тумбу, встала и вышла. Но то, как она ворвалась ко мне, и то, что она мне сказала, встряхнуло меня. Уже этим же вечером я написала ей:

 «Есть контакт!»

И получила в ответ всего одно слово:

 «Умница».

Меня выписали из больницы с условием обязательного посещения психолога. Я встречалась с Евой через день. И это были необычные встречи в тихом кабинете (который у нее, конечно же, был), на мягкой кушетке, откуда бы я сразу же сбежала. Мне нравилось, что она находила совершенно разный подход к своим пациентам.  Иногда мы встречались с ней в кафе и обедали, иногда она назначала мне встречу в парке, где мы просто сидели на лавке и разговаривали, а иногда, она жаловалась, что ничего не успевает, и мы шли закупаться в магазин, и разговаривали, пока шагали между полок с продуктами.  Она невероятная женщина, думаю, что она бы вытащила тебя за пару недель, – я хотела взглянуть на Марка, но просто не могла. Я боялась того, что могу увидеть в глубине его бездонных глаз.