Не будь интеллигенции, мы не имели бы ни понятия о чести, ни веры в убеждения, ни даже представления о человеческом образе. Остались бы «чумазые» с их исконным стремлением расщипать общественный карман до последней нитки.
Идет чумазый, идет! Я не раз говорил это и теперь повторяю: идет, и даже уже пришел! Идет с фальшивою мерою, с фальшивым аршином и с неутолимою алчностью глотать, глотать, глотать…
Интеллигенция наша ничего не противопоставит ему, ибо она ниоткуда не защищена и гибнет беспомощно, как былие в поле…
Скучно и тяжело смотреть, как умы, вместо того чтобы питаться здоровою пищею, постепенно заполоняются испугом. Испуг до того въелся в нас, что мы даже совсем не сознаем его. Это уже не явление, приходящее извне, а вторая природа. Мы перечитываем всевозможные загадочности и безусловно верим, что таинственная их сила управляет миром и что судьбы истории всецело отданы им во власть. Но еще мучительнее думать, что этому мыслительному плену не предвидится конца, потому что и подрастающее поколение, прислушиваясь к непрерывному голошению старших, незаметно заражается им. Простую мелочь, которая исчезла бы от одного дуновения здорового, освежающего воздуха, мы сумели превратить в мелочь изнуряющую.
Стоит прислушаться к говору невольных пленников, возвращающихся из душного Петербурга на дачи, чтобы убедиться, до какой степени всеми овладела вера в загадочность будущего.
– Слышали? – раздается в вагонах, – граф Кальноки был с визитом у Бисмарка?
– А через полчаса князь Бисмарк отдал визит Кальноки, и спять оба имели продолжительное совещание…
– И при сем присутствовал итальянский министр Лампопо…
– Ну, уж и Лампопо?..
– Все они там Лампопо… всех бы их…
– А слышали вы, что прусские офицеры у Сергия-Троицы живмя живут!
– Зачем их нелегкая принесла?
– Утереть бы им нос, этим паршивцам немцам, – вот и вся недолга…
– То-то, что платков нет…
– А слышали вы, как купец Z с рабочими купонами девяностого года рассчитался?
– Вот так с праздником сделал!
– Крестьяне, разумеется, жаловаться; однако…
– А слышали вы, как купец X всё земство в своем уезде своими людьми заполонил?
– Неужто? а я еще его дворовым мальчиком помню…
– Да, батюшка, нынче хамы – сила!
– Станция Териоки! – провозглашает кондуктор. Пленники вскакивают с мест и разбегаются по дачам.
А на даче мать семейства, встречая своего главу, сообщает:
– А ведь граф-то Кальноки… каков! Вот «наши» так не умеют… У Троицы, сказывают, немца видели…
– Ну, ну, ладно, матушка! Какие такие там «наши»! Тоже… туда же… Вели-ка подавать суп, и будем обедать!
II
А с Баттенбергом творится что-то неладное. Его начали «возить». Сначала увезли, потом опять привезли. С какою целью? для чего лишний расход? чего смотрел майор Панов?
Бедный майор Панов! Сдается мне, что долго не быть ему подполковником. Разве новый Баттенберг приедет и напишет:
«В воздаяние ваших заслуг по увозу Баттенберга 1-го жалую вас…» Да и тут навряд ли отдадут ему старшинство, потому что ведь эти Баттенберги подозрительны. Скажет: одного уж увез, – пожалуй, увезет и другого…
И зачем Баттенберг воротился? Пожил в княжеском конаке, пожуировал – и будет. Наконец совсем было уехал – вдруг телеграмма: «Возвращайтесь! нашли надежную прислугу». И он возвратился. Даже не спросил себя: достаточно ли надежна прислуга и долго ли ему придется опять пожуировать. Жить бы да поживать ему где-нибудь в Касселе или Гомбурге, на хлебах у нескольких монархов —
Вот где нужно искать действительных космополитов: в среде Баттенбергов, Меренбергов и прочих штаб– и обер-офицеров прусской армии, которых обездолил князь Бисмарк. Рыщут по белу свету, теплых местечек подыскивают. Слушайте! ведь он, этот Баттенберг, так и говорит: «Болгария – любезное наше отечество!» – и язык у него не заплелся, выговаривая это слово. Отечество. Каким родом очутилось оно для него в Болгарии, о которой он и во сне не видал? Вот уж именно: не было ни гроша – и вдруг алтын.