- Точно – нет, - ответила я со смехом. – В моём мире этот супчик не считают достоянием римской кухни. Но из-за этого блюда разворачиваются нешуточные споры, почти национальные войны. Колдовское блюдо, на самом деле.

Лучшее приворотное зелье, между прочим. Безо всяких лепестков роз и ирисов.

- Война из-за супа? – попытался осмыслить судья. В вашем мире убивают из-за супа?

- До убийств ещё не дошло, - признала я. – Но только потому, что спорят по интер… - тут я вздохнула, потому что объяснить человеку из английской глубинки средних веков про интернет и виртуальные споры было невозможно. – Ладно, всё это осталось там. Даже вспоминать не надо…

- Вспомнили свой мир и загрустили? – проявил проницательность Рейвен. – Скажите что-нибудь на своем родном языке?

Он сидел за столом, напротив меня, и глаза у него были – как ежевика под дождем. Черные, блестящие. Колдовские глаза…

И я сказала по-русски, глядя в них, как в зеркало:

- Хоть вы и балбес, господин судья, но очень мне нравитесь.

Он слушал меня очень внимательно, и когда я замолчала, заговорил не сразу, а после долгой паузы.

- Ваш язык звучит, как песня, хозяйка. А что вы сказали?

- Пожелала вам приятного аппетита, - засмеялась я.

- Правда? – судья посмотрел на меня пристально, и черные глаза загорелись. – А я думал, вы сказали кое-что другое…

- Что же? – спросила я в приятном волнении.

- Попросили вас поцеловать, - произнес он и подался вперед, переводя взгляд на мои губы.

Всего лишь поцелуй – это совсем не страшно, и ничего не значит.

Почему бы и не поцеловаться с красивым и обходительным мужчиной? Чуть-чуть романтики… Разве я этого не заслужила?

Судья ждал и смотрел так же жадно, как до этого – на тарелку с борщом. Хотя… нет, не так смотрел. В его глазах я видела не только страсть, но и нежность… Нежность к мельничихе? А почему бы и нет?..

Я уже готова была сказать заветное «да», как вдруг в окно за спиной судьи кто-то заглянул. Лица я не увидела – только силуэт, промелькнувший за подоконником, но этого хватило, чтобы от неожиданности уронить нож и разделочную доску, которые я держала в руках.

Судья оглянулся рывком, но в окне уже никого не было.

- Что там такое? – спросил Рейвен отрывисто.

- Не разглядела, - призналась я, поднимая доску и нож. – Моргелюты, наверное. Опять хлеб выпрашивают, прожоры ненасытные.

- Не нравится мне ваша дружба с ними, - нахмурился судья. – Берегитесь их.

- Они безобидные, - заступилась я за водяных. – К тому же, боятся вашу честь, как черт ладана. Пока вы со мной, мне ничего не грозит.

- Да? – оживился он. – Может мне нужно…

- Ни слова больше, - перебила я его, пока не наговорил чего лишнего. – Мы же решили, что у нас только деловые отношения.

- Решили, - со вздохом признался он. – Но поцеловать-то вас можно?

Вид у него был грустный и такой потешный, что я не удержалась от смеха.

- Ну если только потихонечку, - согласилась я.

Он тут же рванул из-за стола, но я погрозила ему пальцем:

- Потихонечку – это значит, без свидетелей. А у нас тут – проходной двор. Пойду вас провожать, вот и поцелую на прощание. А сейчас у нас яблочный пирог на десерт. Готова поспорить, такого вы никогда не ели.

На самом деле, я не знала, готовят ли в Тихом Омуте подобные пироги. В моем мире это блюдо называлось «Корнуолльским яблочным пирогом», и наверняка, не просто так называлось. Скорее всего, его придумали где-то в этой части Британии, но как бы там ни было, пирог получился отменный, и попробовать его стоило в любом случае.

Тесто для него замешивалось самое обыкновенное – на яйцах, сметане и масле, не слишком густое, а вот порезанные на дольки яблоки укладывались особым способом – ставились в тесто ребром, выпуклой стороной вверх, от центра по кругу. Это позволяло тесту подняться между яблочных кусочков, не позволяя начинке раскиснуть, но в то же время сохраняя фруктовую сочность. Когда я принесла пирог из кладовой – уже остывший, политый медом, это почти примирило судью с тем, что поцелуи мы перенесли на потом.