Подойдя к костру, они застали там целую компанию. На земле, обхватив руками колени, сидела старая цыганка и время от времени помешивала вертелом в круглом чугуне, распространявшем аппетитный запах; два маленьких кудлатых цыганенка лежали ничком, опершись на локти, наподобие миниатюрных сфинксов; безмятежный осел тянулся мордой к высокой девочке, которая, развалясь на земле, чесала ему нос и угощала, к его великому удовольствию, превосходным ворованным сеном. Косые лучи заходящего солнца ласково освещали их, и Мэгги подумала, что эта сцена выглядит очень мило и уютно, только поскорей бы уж они накрывали на стол. Все будет совершенно чудесно, когда она научит их умываться и приохотит к чтению. Правда, ее несколько смутило, что молодая женщина заговорила со старухой на непонятном языке, а высокая девочка, кормившая осла, приподнялась и, не поздоровавшись с ней, во все глаза стала ее разглядывать. Наконец старуха сказала:

– Что, моя красавица, ты пришла, чтобы остаться с нами? Садись и расскажи нам о себе.

Это было прямо как в книжке. Мэгги нравилось, что ее называют красавицей и обращаются с ней так почтительно. Усевшись, она начала:

– Я ушла из дому, потому что мне там плохо и я хочу быть цыганкой. Я буду жить с вами, если вы не против, и научу вас разным вещам.

– Ах ты, моя умница! – воскликнула женщина с ребенком, садясь рядом с Мэгги и пуская малыша поползать. – А какая у нее хорошенькая шляпка и платьице, – добавила она.

Сняв с Мэгги капор и рассматривая его, она сказала что-то старухе на незнакомом языке. Высокая девочка схватила капор и, ухмыляясь, напялила себе на голову задом наперед; но Мэгги твердо решила не подавать виду, что это ей неприятно.

– Я вовсе не хочу носить капор, мне больше нравится красный платок, как у вас, – сказала она, обращаясь к сидящему рядом новому другу. – У меня были длинные волосы, но я вчера их обрезала; я думаю, они скоро снова отрастут, – добавила она извиняющимся тоном, полагая, что цыгане, возможно, питают особое пристрастие к длинным волосам. В этот миг Мэгги даже забыла про голод – так ей хотелось снискать расположение цыган.

– О, какая славная маленькая барышня… и богатая, видно, – заметила старуха. – Ты, верно, живешь в красивом доме?

– Да, у нас очень хороший дом, и я очень люблю реку, где мы удим рыбу, только мне часто бывает грустно. Мне хотелось захватить с собой книги, но я, понимаете, очень торопилась. Я могу и так рассказать вам почти все, что там написано, я читала их много раз, вам понравится. И про географию могу – это про то, где мы живем, – очень интересно и может пригодиться. Вы слышали когда-нибудь о Колумбе?

У Мэгги засверкали глаза и вспыхнули щеки; она и впрямь принялась учить цыган, оказывать на них благотворное влияние. Цыгане слушали, несколько озадаченные; правда, их внимание отчасти было отвлечено содержимым ее кармана, который новая подруга Мэгги, сидевшая справа, опустошила, не доводя об этом до ее сведения.

– Это место, где ты живешь, моя маленькая барышня? – спросила старуха при упоминании о Колумбе.

– О нет! – ответила Мэгги, глядя на нее с некоторым сожалением. – Колумб был замечательный человек, он открыл полсвета; а на него надели цепи и очень плохо с ним обращались, понимаете… Об этом написано в моей книжке, где вопросы и ответы по географии… Но может, это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее до чая… Мне так хочется есть!

Последние слова вырвались у Мэгги помимо ее воли; покровительственно-поучающий тон неожиданно сменился просто жалобным.

– Ах, она голодная, бедняжка, – сказала женщина помоложе. – Дайте ей чего-нибудь поесть… Ты прошла, верно, немалый путь, моя драгоценная. Где же твой дом?