– Не знаю, что сталось с сестрой Пуллет, – продолжала она. – Раньше у нас и в заводе не было, чтоб один приезжал позже другого – во всяком случае, при нашем покойном отце, – чтоб одна сестра полчаса сидела и ждала, покуда пожалуют остальные! Но коли все порядки в семье перевернутся, это уж будет не моя вина – я-то ни за что не стану входить в дом, когда другие из него уже выходят. Я удивляюсь сестре Дин – она всегда поступала так же, как я. Но мой тебе совет, Бесси, не задерживать обеда; лучше начни чуть раньше, чтоб неповадно было опаздывать.

– Господи боже мой! Нечего бояться, что они не поспеют, сестрица, – сказала миссис Талливер присущим ей мягко-раздражительным тоном. – Обед будет не раньше половины второго. А ежели ты проголодалась, давай я принесу тебе ватрушку и стакан вина.

– Ну, Бесси, – с горькой усмешкой сказала миссис Глегг, чуть заметно покачав головой, – пора бы лучше знать свою сестру. Я никогда в жизни не ела между завтраком и обедом и не намерена теперь начинать. Хотя, конечно, глупо обедать в половине второго, когда можно обедать в час. Тебя не в таких правилах воспитывали, Бесси.

– Да что ж я могу поделать, Джейн? Мистер Талливер не любит обедать раньше двух, я и так из-за вас велела подавать на полчаса раньше.

– Да, да, я знаю, как оно с мужьями, – они все на свете рады отложить. Они отложат обед до чая, коли их жены по слабости потакают таким штучкам. Жаль мне тебя, Бесси, не хватает тебе характера. Боюсь, твои детки хлебнут горя из-за этого… Я надеюсь, ты не вздумала готовить парадный обед – не стала из-за нас входить в лишние расходы; твои сестры скорей согласятся грызть сухую корку, чем пособлять твоему разорению. Удивляюсь, почему ты не берешь пример с сестры Дин – она куда благоразумнее. Ведь у тебя на руках двое детей, а муженек порастряс все твое состояние на тяжбы, да и свое, верно, скоро спустит. Кусок отварной говядины, чтоб вышла еще похлебка для слуг, – добавила миссис Глегг безапелляционным тоном, – да простой пудинг без специй, с ложкой сахара, были бы куда уместней.

Ну и веселенький обещал быть денек, раз сестрица Глегг в таком расположении духа! Миссис Талливер так же трудно было заподозрить в желании ссориться с миссис Глегг, как цаплю, которая в целях самозащиты вытянула вперед одну ногу, можно заподозрить в желании ссориться с мальчишкой, кидающим в нее камни. Но вопрос об обеде был вопрос наболевший, поднимавшийся не в первый раз, и миссис Талливер могла ответить то же, что и всегда:

– Мистер Талливер говорит, что у него для друзей всегда найдется хороший обед, покуда он в состоянии заплатить за него, и он волен распоряжаться в своем доме, сестрица.

– Как знаешь, Бесси; только я не могу оставить твоим детям достаточно, чтобы уберечь их от разорения. А получить хоть что-нибудь из денег мистера Глегга тебе и надеяться нечего; хорошо, коли я не отправлюсь на тот свет раньше его – в их семье все живут долго, – а ежели ему судьба умереть первым, так он обеспечит меня только пожизненно, а там все его деньги перейдут к его родне.

Шум экипажа, прервавший речь миссис Глегг, к великому облегчению миссис Талливер, положил конец неприятному разговору, и она поспешила на крыльцо встретить сестрицу Пуллет, – судя по стуку колес, это не мог быть никто иной, ибо только сестрица Пуллет ездила в фаэтоне.

При мысли о фаэтоне миссис Глегг вскинула голову и с кислым видом поджала губы. У нее на этот счет было вполне определенное мнение.

Когда одноконный экипаж остановился у двери, миссис Талливер увидела, что сестрица Пуллет сидит вся в слезах и, судя по всему, испытывает потребность еще немного поплакать, ибо, не двигаясь с места, печально покачивает головой, глядя сквозь слезы в пространство, хотя ее муж и мистер Талливер стоят, готовые помочь ей сойти.